Forum EXO
Вт, 14.05.2024, 16:48
Главная | Мой профиль | Регистрация | Выход | Вход Вы вошли как Гость | Группа "Гости". Приветствую Вас Гость | RSS
Новости и переводы предоставляются пабликом ЕХО [ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 2 из 2
  • «
  • 1
  • 2
Форум » Форум EXO » Fan-креатив » Slash » Омега (ЧанХун, Драма, AU, Омегаверс, R, макси)
Омега (ЧанХун, Драма, AU, Омегаверс, R, макси)
Директор ЧжанДата: Чт, 15.10.2015, 01:12 | Сообщение # 11
Healer & Killer

ava by me
загрузка наград ...
Администратор
Сообщений: 1407
Offline
пять


Сехун расслабляет галстук и бросает портфель на стол. Утро снова не задалось. За окном моросит дождь, то сходя на нет, то усиливаясь до безудержного ливня, бьющего набатом по стеклу. Небо затянуто тучами, отчего город кажется погруженным в сумерки. Но в офисе Сехуну на удивление спокойно и уютно при ровном свете флуоресцентных ламп, рабочем полушепоте коллег и легком стуке быстрых пальцев по клавиатуре, доносящегося со всех сторон. Сехун плюхается в кресло. Упираясь пятками в пол, пододвигает себя к столу и запускает компьютер. Перед лицом появляется маленький бумажный стаканчик «с дымком». Омега довольно втягивает аромат кофе и расплывается в смущенной улыбке.
- Спасибо, – проговаривает он, облизывая губы, и протягивает пальчики к напитку. От улыбки его глаза превращаются в две опущенные кончиками вниз скобочки с расходящимися от них «солнечными лучиками». Он поправляет волосы, разделенные пробором 50/50, и делает маленький глоток, приятно обжигающий язык горьковатым вкусом кофеина.
- Как здоровье? – Сухо присаживается на край стола и тоже отпивает из своего стаканчика. – Тебя вчера искал какой-то Крис, все телефоны оборвал. Даже на сотовый мне позвонил.
- Простите, – Сехуну неловко перед наставником. – Мне уже лучше. Простите, что так внезапно…
- Да ладно, работу ты все равно выполняешь безупречно, так что один день я тебе прощаю, даже пропуск не поставил. В четыре совещание, не забудь. Ты проштрафился вчера, так что презентация целиком на тебе.
- Так точно, – отсалютовав, Сехун подтягивает к себе клавиатуру и мышку.
- Тогда я пошел. Увидимся за обедом.
Сехун молча кивает и погружается в работу, но его то и дело отвлекает вибрирующий телефон.
- Задолбал, – омега в очередной раз недовольно косится на высветившуюся на экране надпись «Не бери трубку» и отключает телефон. После утренних истерик на разговоры его совсем не тянет.
- Я че рыжий в стойле спать? Перевези куда-нибудь этих кобыл! Ты меня кормить, вообще, собираешься или нет? Долго игнорировать будешь? Ты собаке и то внимания уделяешь больше, чем мне. Нет, Лухан, мы не ругаемся. Просто у одного из твоих пап проблемы с мозгами.
И в последнем Сехун с ним абсолютно согласен. Чертов альфа заявил, что сам хочет водить Лухана в детский сад. Радует, что хотя бы Лэй его наедине с ребенком точно не оставит. И не только потому, что он отличный няня, но и из-за того, что приперся сегодня с талмудом толщиной с «Войну и мир» и, ковыряя носком кроссовка пол, промямлил:
- Чанёль-ши, у меня к вам несколько ма-а-аленьких вопросиков.
Он как увидел все эти вопросики, чуть бутербродом не подавился. Жаль, что чуть.
- Слышь, любитель всего редкого, ты бы вел себя как нормальный студент и активизировался только за ночь до дня-Х. Чё ты как не мужик-то! Когда у тебя защита?
- Через два года.
- Вот и приходи через два года! Тогда и поговорим. А мне некогда. Лу, открывай рот, будем есть кашу.
Лухан впервые все съел без возражений. Но скорее из-за смущения и неловкости, нежели из желания. Он укоризненно смотрел на альфу и, не скрывая недовольства, жевал овсянку. А Пак старался не замечать этого выражения лица и мямлил:
- Можно хоть одно утро его чем-нибудь другим кормить, а? Хватит на меня так зыркать. Нельзя так нельзя. Я просто спросил.
Сехун отгоняет от себя лишние мысли и снова возвращается к подготовке презентации. На стационарном телефоне раздражающе мигает лампочка внутренней связи.
- Да?
- О Сехун, вам звонит Пак Чанёль. Соединить?
- Ни в коем случае! Сразу добавьте его в черный список.
- Эм... У нас нет такой функции, – смущается секретарь. – Он говорит, что это срочно.
- У него всегда все срочно: он от свидетелей Иеговы и распространяет Орифлэйм. Поэтому проследите, пожалуйста, чтобы ни его звонков, ни его самого в компании не было. Я вас очень прошу.
- Э-э… Хорошо. Я вас понял.
- Спасибо. И, пожалуйста, ни с кем меня сегодня не соединяйте, если это не связано напрямую с работой.
А то начнутся, всякие Чанёли с идиотскими «звоню просто так» и Крисы с неуклюжими «прости, я не хотел быть бестактным». Достали оба!
Спустя несколько часов Сехун идет размять затекшие мышцы и налить себе кофе, подумывая, что, может, ему лучше позвонить Паку. А то ведь и на работу заявится. Этот может. Мозгов хватит.
- Как презентация? – Сухо чаще всего можно встретить именно у кофе-автомата.
- Почти готова.
- Отлично! Пойдем, я проверю, и вместе свалим на обед.
Сехун наполняет одноразовый стаканчик бодрящей жидкостью:
- Начальству не полагается говорить при подчиненных «свалим на обед», – робко замечает он.
- А кто мне запретит? Директора тут нет, а ты ж на меня не настучишь?
Сехун опускает глаза в пол и улыбается, не разжимая губ:
- Нет, конечно.
- Вот и славненько. Пошли исправлять твои ошибки.
- Там нет ошибок.
- Поверь моему многолетнему опыту, стажер, ошибки есть везде и всегда, даже в итоговой, вылизанной до основания работе. Даже если ты все просмотрел, даже если ошибки там реально не было – она появится. И все, на что ты можешь надеяться, чтобы начальство или клиенты ее не заметили. Так это и работает.
- Вам не кажется, что вы меня плохому учите?
- Ты все-таки на меня настучишь?
Сехун мотает головой.
- Вот и чудненько. Не люблю стукачей. А ты ниче так, тихий. Как говорится, «ты мне нравишься, поэтому я научу тебя всему плохому, что знаю и умею». Но если ты обскачешь меня по карьерной лестнице, я сброшу тебя с пожарной. Идет?
Сехун в ответ невнятно пожимает плечами и идет за Сухо, который уверенно шествует к его столу, попутно раздавая указания то одному работнику, то другому. Наставник ловко вытягивает из-за соседнего стола кресло и, хлюпнувшись в него, закидывает ногу на ногу и сцепляет руки в замок на коленях. Он говорит, расслабленно откидываясь на спинку кресла и приподнимая большие пальцы:
- Ну, показывай, чего набедокурил.
Сехун немного нервничает, хотя в себе, как в работнике, уверен. Он внимателен, аккуратен и дотошен. То, что нужно для работы с цифрами. И хотя парочка ошибок действительно находится, Сехун все равно собой вполне доволен. У него осталось еще два месяца испытательного срока и его примут как постоянного работника. И тогда он больше не будет так сильно зависим от «спонсорства» родителей.
Вечером омега, пикнув на вертушке пропуском, минует холл и выходит на улицу. Все еще льет как из ведра. Он поглядывает по сторонам, выискивая, не затесалось ли где поблизости такси. Его машина до сих пор на той стоянке. Он собирался позвонить в автосервис, но опять забыл. А ехать на метро или автобусе… Ух, от одной мысли прошибает пот и тяжело дышать. Интересно, когда он снова решится оказаться в толпе людей?
У крыльца тормозит изумрудного цвета тойота. Сехун присматривается и сердце ухает, когда он узнает машину Лэя. Сам он, не вылезая, открывает дверцу и машет:
- Давай скорее.
Омега подавляет внезапный приступ страха и, прикрывшись портфелем, добегает до автомобиля.
- Почему ты здесь? – без приветствия нападает Сехун. – Где Лу?!
- Ты только не волнуйся, – мягко говорит Лэй, разворачиваясь, чтобы выехать на дорогу.
- В смысле? – от подобных фраз, как правило, эффект прямо противоположный.
- Ничего страшного не случилось, – продолжает няня, внимательно присматриваясь к плотному потоку машин через завесу дождя. – Врач сказал, Лу очень быстро поправится.
- Врач?!!
- Хирург. Он наш преподаватель, я его хорошо знаю. Ему можно доверять. Так что не волнуйся.
- Хирург?! – Сехун сжимает ручку портфеля так сильно, что костяшки становятся белыми. – Лэй, бога ради, объясни толком, что происходит!
- Ты только не волнуйся. Лу упал с дерева в саду и сломал ногу. Но он в порядке.
Сехуну кажется, что у него волосы встают дыбом. В голову лезут картинки страшных ран с торчащими сквозь разорванную кожу костями, много крови и заплаканное личико сына, мучащегося от нестерпимой боли.
- Что?! Когда это случилось?! Он, наверное, так испугался! А меня не было рядом! Почему ты мне не позвонил?!!
Лэй поджимает губы и, оторвавшись на секунду от дороги, бросает на Сехуна обиженный взгляд:
- Я звонил. И Чанёль звонил. И воспитатель звонил. И медперсонал звонил. Все звонили!
Омега закрывает лицо руками и стонет:
- О, черт, я вырубил телефон, чтобы эта сволочь мне не надоедала!
- Лу уже дома. Ты не волнуйся. Он правда в норме. Чего не скажешь о Чанёле. Я думал, он воспитателя на мелкие кусочки порвет.
- Да плевал я на этого гада! Меня Лу волнует! Как это, вообще, произошло?!
Лэй пожимает плечами:
- Я и понять ничего не успел. Мы передали Лу воспитателю. Ушли. Я уговорил Чанёля подвезти его обратно домой, потому что хотел задать ему еще парочку вопросов. Он какое-то время отвечал, а потом вдруг беспричинно начал хмуриться, оглядываться и говорить, что что-то не так, что надо вернуться. Но ты же знаешь, там двойная сплошная, я при всем желании развернуться бы не смог. Он обругал меня и выпрыгнул из машины на полном ходу. Я даже слова сказать не успел. Так испугался. Прямо как в кино. Честное слово. В общем, когда я вернулся в сад, Чанёль уже успокаивал плачущего Лу и вызывал скорую. Хотя в итоге не дождался, запихал нас в машину и сам повез. Ты знаешь, с какой скоростью он пробежал от машины до рентген-кабинета? Да ему на олимпиаде участвовать надо!
- Лэй, мне не интересно про него! Что с Лу?!
- Грубо говоря, это даже не перелом. Трещина. Но гипс, конечно, наложили. Недели две проходит. Может меньше. Он немного плакал, но Чанёль купил ему еще одного игрушечного пони и Лу сразу успокоился.
- О, господи, мой бедный мальчик, – Сехун прижимает руку к груди, стараясь унять бешенный стук сердца. – Лэй, прибавь газу!
- Я не могу. Ты же видишь, что творится. Дождь. И пробка, – он смотрит на Сехуна обеспокоенно. – Ты же не выскочишь из машины? Если удумаешь такое, предупреди, я хоть приторможу слегка. Второй раз за день мне таких сюрпризов не надо.
- Я что больной по-твоему?
Лэй пожимает плечами:
- А кто тебя знает. Вы с Чанёлем два сапога пара.
- Не сравнивай меня с ним!
- ОК.
Лэй молчит какое-то время. Салон наполняются звуком бьющейся по крыше воды и скрипом дворников по лобовому стеклу.


>>> Набор модераторов <<<
 
Директор ЧжанДата: Чт, 15.10.2015, 01:14 | Сообщение # 12
Healer & Killer

ava by me
загрузка наград ...
Администратор
Сообщений: 1407
Offline
- Слушай, – студент неуверенно ковыряет ногтем выемку на руле, – можно вопрос?
- Какой? – с неохотой отзывается Сехун.
- Как вы с Чанёлем познакомились? – Лэй, внимательно следя за трассой, не замечает, как сжался на соседнем кресле омега. – Не пойми меня не правильно, просто альфы-0 чаще всего в паре с омегами-кукушками.
- Какими еще кукушками?
- Ну это мы их так на жаргоне называем. В общем, омеги, которые не сильно-то о своем потомстве переживают. В природе все стремится к гармонии, поэтому наши дуалы обычно те, кто нас дополняет. Альфы-0 идеальные отцы, помешанные на своих детях. У них инстинкты в этом плане, да и не только в этом, обостренны до предела. Правда, до сегодняшнего дня я не догадывался, что они работают даже, когда ребенок вне поля зрения. Короче, ты на кукушку совсем не тянешь.
- Вот спасибо, – Сехун отворачивается к окну и смотрит на сбегающие по стеклу крупные капли. – Я совсем не понимаю, о чем ты говоришь, Лэй. Стараться быть идеальным отцом это нормально. Все переживают за своих детей.
- А вот и не все. Альфы так точно. Многие детей, вообще, не хотят. Я читал исследования. И свои проводил. Когда кто-то из моих друзей хотел расстаться или проверить своего альфу, я просил их сказать, что они забеременели.
- А ты садист.
- Это наука, Сехун, – словно оправдываясь, говорит Лэй. – Как бы там ни было, в 7 из 10 случаев молодые альфы либо скрываются за горизонтом с умопомрачительной скоростью, либо выдумывают кучу отмазок, почему они не должны быть отцами. В отличие от альф-0, которые только и ждут, когда их осчастливят такой новостью. Да они бы сами себе рожали, если бы могли. Думаю, многих из них расстраивает, что им нужен посредник в виде омеги, чтобы получить ребенка.
- Лэй, это очень скучная лекция. Я не хочу об этом говорить.
- Но разве не круто, что у твоего сына такой отец?
- Нет, – взрывается Сехун, – совсем не круто, когда у твоего ребенка ТАКОЙ отец. Ты же ничего не знаешь! Помолчи!
Лэй пожимает плечами, не понимая, за что на него накричали:
- А, по-моему, круто, – бубнит он. – Ты можешь бросить Лу в жерло вулкана и быть уверенным, что Чанёль тебе его оттуда достанет живым и здоровым.
- Ну и забирай его себе, раз он тебе так нравится!
- Да я бы забрал, но не могу, – вздыхает Лэй, съезжая с трассы на дорогу, ведущую к дому Сехуна. – Запах у него, конечно, обалденный, но он явно выбрал тебя себе в пару.
- Что за бред ты несешь! Никто сам не выбирает себе пару. А я, слава богу, не его омега. Надеюсь, он скоро свалит из моего дома раз и навсегда.
- Очень сомневаюсь, что свалит… И, между прочим, иногда альфы-0 могут сами выбрать себе партнера из тех, с кем у него будет идеальное потомство.
Сехун морщится:
- И как он его выбирает?
Лэй улыбается ему, как ребенку, и тоном терпеливого няни отвечает:
- По запаху, глупенький, как же еще.
- Блеск! Раз ты такой осведомленный в этой теме, лучше скажи, как его по-быстрому из моего дома спровадить?
Лэй на секунду задумывается, приоткрыв рот и словно погружаясь куда-то в собственный мир, но быстро из него выныривает и улыбается, сверкая ямочкой на щеке:
- Есть способ.
- Колись, Эйнштейн.
- Альфы-0 в прямом смысле с ума сходят, если тронуть их ребенка.
Сехун в ужасе смотрит на няню:
- Ты на что намекаешь?
- Я ни на что не намекаю. Ты спросил, я ответил. Альфы-0 очень близки по своей сути к нашим предкам. У них немного другая ДНК. Я, кстати, Чанёля на эту тему на всякий случай проверил. Он точно альфа типа 0. Так вот, они живут инстинктами, а не мозгами. И преданы до безумия. Тори по сравнению с ними нервно курит в сторонке. Единственный способ избранному омеги вызвать к себе ненависть – навредить ребенку. Но после этого, я бы не советовал больше альфе на глаза попадаться. Я читал исследования, некоторых альф после их кукушек так клинит, что в нормальное состояние они уже не возвращаются. А твой вроде ничего, держится, хоть его и предали.
Сехун зажмуривается и обнимает себя за плечи. Его слегка знобит.
«Что ж ты сука-то такая? Я же любил тебя, мразь. Я верил тебе как последний идиот, а ты…»
Не жалко! Ни на секундочку не жалко!
- С чего ты взял, что его предали?! Не выдумывай, Лэй.
- Но он же с тобой, хоть ты не его омега. Значит, от своего он ушел.
- Он не со мной, а с Луханом, – но это не имеет никакого значения; все, что ему нужно знать, это:
- Ты уверен, что он не может причинить вред Лу?
Лэй слегка прищуривается, улыбаясь:
- Более чем! Ему проще себе руку отгрызть. Просто понаблюдай за ним.
- Даже не собираюсь! Я планирую избавиться от него как можно скорее.
Лэй въезжает во двор, но не заглушает мотор.
- Не зайдешь? – удивляется Сехун.
- Нет, я сегодня и так все занятия пропустил. Поеду домой, надо еще к конференции подготовиться. Ты же помнишь, что я уезжаю на несколько дней?
- Помню. Удачи.
- Кстати, – Лэй хватает за рукав собравшегося выйти из машины омегу, – когда я не смог до тебя дозвониться, а в офис меня не пустили, я позвонил твоему отцу. Ты говорил, чтобы я звонил ему в самом крайнем случае и…
Сехун тяжело вздыхает:
- Я понял. Что он сказал?
- Ничего. Сказал, что без понятия, где ты и что с тобой…
- Ясно… До завтра, – Сехун выходит из машины и, не закрываясь от дождя, идет в дом. Он останавливается, заметив, что его автомобиль с замененными шинами припаркован во дворе. Что это значит? Чертов альфа! Сехун успевает промокнуть до нитки, пока заходит внутрь и закрывает за собой дверь.
- Привет, малыш, – он гладит жесткую шерстку четвероногого друга, одновременно скидывая ботинки, и поднимается наверх. Подходя к комнате сына, слышит:
- Теперь у меня будет шрамик. Будет некрасиво. И ни один альфа меня не выберет.
- Во-первых, шрамика не будет. А во-вторых, какие еще альфы? Лу, я тебе даже думать о них запрещаю. Кроме папы ни одного альфу к себе не подпускай. Они все плохие! Ты меня понял?
- Шрамика точно не будет?
- Эх… Нет, Лу, не будет.
- Честно-честно?
Тихий смех в ответ.
- У тебя никогда не будет ни одного шрамика. Даже самого маленького. Я обещаю.
Сехун заходит в комнату, когда Чанёль нежно целует сына в лоб. Его обдает горячей волной ненависти и возмущения. У этого гада нет права заботиться о ребенке Сехуна! Лу не имеет к нему никакого отношения! Чтобы этот альфа там себе не напридумывал, какие бы инстинкты, как говорит Лэй, им не руководили, его тут быть не должно. И сегодня с Лу должен был быть сам Сехун, а не этот, чужой по сути, человек. Он крадет у него внимание и любовь сына. Он забирает то, что принадлежит только ему. Его единственный смысл жизни. Его сокровище. Он хочет отнять то немногое, что у него осталось. Сехун не позволит. Лу только его. И больше ничей. Он никогда не думал об этом гаде, как об отце своего ребенка. Ему не место в их доме, в их жизни. Он должен уйти! Он должен исчезнуть, чтобы все стало как прежде. Сехуну не нужны эти перемены, эти виражи, когда не знаешь, чего ожидать и боишься возвращаться домой. Он ненавидит его.
- Лу! – омега кидается к мальчику и заключает его в объятия, утягивая подальше от мужских рук. – Милый мой, как ты?
- Папа-а-а! – Лу обхватывает ладонь Сехуна покрепче. – Я обычно хорошо лазаю, но сегодня очень-очень мокро! Я соскользнул и...
- Ты не должен больше так делать!
- Ну папааа, ты говоришь, как воспитатель! – лопочет мальчик. – Он сказал, что лучше два сорванца-альфы, чем один такой омега как Лухан. Что это значит, пап?
- Это значит, что завтра кто-то от меня получит по шее, – шепчет Чанёль и выходит из комнаты. Он уходит к себе, вынимает из ящика большое полотенце и, вернувшись, кидается им в Сехуна:
- Переоделся бы. Всю постель ребенку намочил.
- Отстань!
Дурной омега! Врезать бы ему для профилактики, чтоб не огрызался. Чанёль вылетает из комнаты и спускается на кухню. Лучше он чаю попьет, чем будет с ним при Лухане пререкаться. Ни одного слова нормального от него не дождешься. Строптивая сука. Он сжимает кулаки и шумно втягивает воздух носом, стараясь успокоиться, но вместо этого сильнее ощущает аромат Сехуна и немножко звереет. Запах омеги усилился, и Чанёль знает, что это значит: скоро начнется течка, а ему придется свалить из дома на несколько дней, иначе он за себя не отвечает. Хотя мысль, что он должен оставить Лу, еще и с больной ногой, выводит его из себя. Он из последних сил подавляет в себе накатывающую с новой силой злость. Может, ему удастся уговорить Сехуна разрешить увезти сына в загородный дом на эти дни? Он не позволит, конечно. Но с другой стороны, до ребенка ли течному омеге? И чем он будет тут заниматься, если Чанёль свалит? Да ладно, ему ли не знать, чем занимаются омеги в это время. Найдет себе кого-нибудь, а Пак вернется в дом, пропахший сексом и другим альфой. От этой мысли он так сильно сжимает кружку, что она лопается и кипяток ошпаривает руку. Он не кричит от боли. Многострадальная рука. То пес кусает, то кипятком обдает. Супер. Все чудесно. Он просто до опупения счастлив.
- Чего? – заранее огрызается он, почувствовав, что Сехун вошел на кухню. Альфа собирает осколки и вытирает пол бумажными полотенцами. Он чувствует, что омега в бешенстве.
- Он уснул, – цедит сквозь зубы Сехун.
- Хорошо, – не глядя, отзывается Чанёль и выбрасывает мусор в ведро.
- Это ты виноват!
- Блядь, чудесно! – он пинает табурет и все-таки разворачивается к омеге. – В чем на этот раз я виноват?!
Сехун отшатывается. Ему страшно, но это его не останавливает:
- Я должен был быть с сыном! Я нужен ему в такие моменты! Ему надо, чтобы Я был рядом! Я, а не ты!!!
- Я что против?! – Чанёль прячет руки в карманы узких джинс, чтобы лишний раз ими не жестикулировать и не пугать истеричку перед собой. Внутри у него все клокочет. Лишь бы не придушить этого ненормального.
- Я тебе звонил, хрена ты опять трубку не брал?!
- Вот именно поэтому! Если бы не названивал, я бы принял звонок от Лэя! И все было бы нормально! Но ты… ты! Всегда ты! Вечно ты все портишь!!!
Чанёль делает вдох ртом:
- Слушай, последний раз прошу, не начинай! Иначе…
Сехун отходит на шаг:
- Иначе что?
- Ничего, – Пак тоже отходит на шаг, увеличивая разрыв между ними. – Просто следи за выражениями.
- О, надо же! Тебя выражения мои задевают? Ой, прости, пожалуйста. Бедный ты, несчастный. Такой нежный, ранимый. Пожалеть тебя? Не то расплачешься ведь.
- Прекрати, – предостерегающе рычит Чанёль, сдерживаясь из последних сил.
- Боже ж мой, какие мы впечатлительные! Жизнь к тебе не справедлива? Да? Тебя хотя бы не трахали против воли, не избивали и не бросали в подвале на произвол судьбы!!! Не доводили до истерики, чтобы потом шарахаться от каждого звука и жить на успокоительных!!! Так что не строй тут из себя незаслуженно обиженного!!!
Сехун тяжело дышит, не замечая, что слезы брызнули из глаз, что голос сорвался до хрипоты, что его трясет. Чанёль поворачивается к нему спиной и зажмуривается, стараясь, чтобы ни одно его слово не застряло в мозгу. Но он сегодня видел его зеркало в ванной. Никакой косметики как у нормального омеги. Шампунь, дурацкий парфюм и куча таблеток со сплошными окончаниями на «ин» и «пам». Сколько колес в день он глотает?
- Проваливай из моего дома!
- Только с Луханом.
- Не смей! Даже думать об этом не смей!
Чанёль разворачивается к нему, открывает рот, чтобы ответить погрубее, но тут же замолкает. Сехун чувствует, с альфой что-то произошло, видит по изменившемуся выражению глаз и опустившимся плечам, но не понимает, что именно. Чанёль становится таким непривычно мягким, трогательным и печальным. Он смотрит на омегу и говорит тихим приятным басом:
- Иди переоденься. У тебя уже губы посинели.
Сехун смотрит на себя, только сейчас осознавая, что его знобит и зуб на зуб не попадает, что ему мокро и холодно. А Чанёль пытается убедить себя, что ему все равно, что ему не жаль омегу, что он не боится, что этот дурак заболеет, что ему вовсе не кажется, что он выглядит трогательно в этой своей беспомощной злости и желании кинуться на баррикады за сына. Ему все равно, все равно, все равно. А эта бомба в груди, которая вот-вот взорвется от любого неверного движения, так это от запаха, усиленного приближающейся течкой, и потому что Сехун сейчас умопомрачительно красивый. Потому что омега запускает длинные бледные пальцы в волосы, словно удивляясь, что они мокрые как после душа, проводит рукой по щеке и застывает, рассматривая свое едва различимое отражение в окне. Потому что плечи его вздрагивают, а кончики пальцев мелко дрожат. Потому что приоткрытые губы выглядят как приглашение к счастью. Кому угодно бы крышу снесло. Чанёль всего лишь человек. Он слабый. Он делает неуверенный шаг вперед. Он знает, ему влетит, если сделает это. Он снова все испортит, хотя хуже уже некуда. Ему абсолютно точно нельзя. Даже думать нельзя о том, чтобы коснуться этих губ. Но он думает. И делает второй шаг. Несколько сантиметров тела могут быть такими желанными? Он будет с ним очень нежным, если только он позволит…
- Я пойду наверх.
- Хорошая идея, – Чанёль с облегчением выдыхает и провожает Сехуна взглядом. Где-то совсем близко раздается звук шуршащих по мокрому гравию шин. Запах омеги, перебиваемый дождем, едва различимый, но все-таки четкий. И определенно знакомый.
- Ты ждешь отца в гости? Мог бы и предупредить.
Сехун останавливается посреди лестницы.
- Что?
Звонок в дверь.
- О нет, – Сехун спускается и в нерешительности смотрит в коридор. – Спрячься!
- Ты же это несерьезно?
- А еще лучше уйди через черный вход.
- Не сходи с ума! Рано или поздно он узнает, что мы живем вместе.
- Нет! Мы не живем вместе!
Еще один звонок.
- Уходи! Иначе он разбудит Лу.
Чанёль сжимает кулаки, беззвучно ругается и идет на выход.
- Дурные омеги.
Он сидит какое-то время под навесом, прижимаясь спиной к стене дома. Потом решает, что оба они идиоты, ему надо было просто подняться в свою комнату и тихонечко переждать. Сильный дождь льет косо, ноги промочены основательно, становится все холоднее. Чанёль не уверен, что омега позовет его обратно, когда отец уедет. Скорее специально продержит на улице подольше. Пак бесшумно проходит вдоль стены и заглядывает в окно гостиной. Он успел забыть, как выглядят родители Сехуна. Омега – ну вылитый Лухан, только старше. Удивительное зрелище. Взгляд у него странный, смесь жалости и презрения. Сехун держит его за плечи и, кажется… плачет? Старший вдруг резко скидывает с себя руки сына и разворачивается. Чанёль едва успевает спрятаться в угол потемнее, как входная дверь распахивается и оба омеги выходят. Отец несется к машине, Сехун цепляется за него. Пак морщится. Ему хочется выйти и одернуть его, сказать, чтобы не унижался, потому что выглядит это именно так. Он слышит голос:
- Папочка, просто посмотри на него.
- Сказал же нет, я приехал только чтобы убедиться, что с тобой ничего не случилось. Включи этот чертов телефон!
- Я включу, включу. Но останься сегодня, а? – он тянет отца за рукав, пытаясь оттянуть обратно в дом. – Дождь такой, куда ты сейчас поедешь? Пап, пожалуйста! Я прошу тебя.
- Прекрати, – он выдергивает руку и дает Сехуну пощечину. Чанёль подается вперед, но тут же одергивает себя и возвращается обратно.
- Повторяю в последний раз: мы не будем знакомиться с этим...
- Пап!
- …ребенком. Из-за него вся твоя жизнь пошла под откос!
- Пап, не надо! Лу ни в чем не виноват! – Сехун вытирает лицо руками. Вода заливает все вокруг, он ничего толком не видит.
- Если бы ты сделал, как я сказал! Аборт был лучшим выходом, а теперь все будет только хуже.
Чанёль чувствует, как кровь закипает в жилах. Он хватается за выступ стены и старается держать себя в руках, но внутри бушует такой же шторм, как и на улице.
- Тебе пришлось заканчивать школу экстерном, ты не поступил в институт искусств, как всегда мечтал, у тебя не осталось друзей, ты превратился в жалкое подобие себя прежнего! И все из-за этого ребенка! Ты выбрал его, а не свою жизнь! Он такой же, как его отец! Яблоко от яблони! Он испортит тебе жизнь окончательно! Последний раз говорю: сдай его в детдом!
- Папа, Лу ведь ничего не сделал! За что ты так к нему? Он же просто ребенок! Пап, просто посмотри на него, и ты все поймешь. Он…
- Пока, Сехун. Позвони, когда одумаешься. Я помогу найти приют.
- Этого никогда не будет!
- Значит… мы больше не увидимся.
- Папа!!! – Сехун смотрит, как его мир покидает один из самых дорогих ему людей. Снова. – Папа…, – он садится на землю и закрывает лицо руками.
Чанёль видит, как его тело дергается, словно задев обугленный электропровод, слышит подавляемые рыдания.
«Ты выбрал его, а не свою жизнь!»
Почему?!
Чанёль хочет отвернуться. Уйти в дом. Сделать вид, что эта трагедия его не касается. Ему очень этого хочется.
Он идет через двор, опускается рядом с Сехуном, берет его за плечи, поднимает, ставя на ноги, говорит:
- Хватит, пошли греться.
Омега устало всхлипывает, кивает и утыкается ему лицом в грудь, но в следующую секунду отшатывается и убегает в дом. Чанёль не понял, когда бомба внутри взорвалась. Но сейчас вокруг него уже одни руины.
Он разворачивается и, увязая тапочками в газоне, превратившемся в кашу, идет к крыльцу. Пару секунд он не решается зайти, а потом делает шаг вперед и закрывает за собой дверь.
Это он виноват.
Босой, держа в руках перепачканную обувь, идет наверх.
Он готов взять ответственность на себя.
Заходит в комнату, бросает тапочки в угол, уходит в душ, встает под горячую воду.
Ему придется все исправить.
Переодевается в сухое и выходит в коридор. Стучит в соседнюю дверь.
- Заходи.
Сехун стоит у окна. Он больше не плачет, методично поглаживает Тори и смотрит на улицу ничего не выражающим взглядом.
- Ты можешь остаться.
- Что?
- Ненадолго. С Лу.
Он хотел бы остаться навсегда. И не только с Лу.
- Ребенку нужны те, кто его любят.
И не только ребенку. Сехун, тебе они тоже нужны.
- Но послезавтра тебе надо дней на пять уехать.
- Знаю.
- Теперь уходи.
- Почему ты до сих пор не переоделся?
- Не твое дело. Уходи.
Когда дверь за Чанёлем закрывается, Сехун скидывает с себя одежду и забирается под одеяло. Ему кажется, что лишь на секунду прикрывает глаза, как тут же звонит будильник. Голова раскалывается. Тело ноет. Он садится на кровати, не веря, что уже утро. За окном ярко светит солнце, словно никакого дождя в помине не было. Сехун сползает с кровати, постанывая от ломки в каждой клеточке.
- Паршиво выглядишь, – присвистнув объявляет Лэй, когда омега спускается вниз. Отвечать сил нет. Сехун осматривает аптечку в поисках лекарств. Няня усаживает его за стол:
- Я сам. Промок-таки вчера?
Сехун кивает и обессиленно укладывает голову на столешницу. Она прохладная – приятно.
- Не ходил бы ты сегодня никуда, – Лэй протягивает стакан воды и несколько пилюль.
- Я и так в понедельник не ходил. И с завтрашнего дня не буду. Не могу и сегодня не заявиться. Я все еще стажер.
- Как знаешь, – Лэй берет поднос с завтраком для Лухана и уходит наверх.
Весь день Сехун борется с приступами тошноты и сонливости. Буквы на экране прыгают, переделывая слова в абракадабру. Когда Сухо зовет его на обед, Сехун лишь вяло отмахивается. Сил даже на ответ не хватает.
- Слушай, кажется, тебе пора отчаливать.
Омега непонимающе смотрит на наставника, тяжело дыша.
- Я помню, что по графику у тебя нерабочие дни с завтрашнего, но твой запах и розовые щечки уже вывели мне из рабочего состояния нескольких альф. Так что вали-ка ты домой.
- Но я не закончил отчет.
- Не знаю, как ты хотел его закончить, но пока твоя писанина напоминает бездарный рэп малолетнего уголовника. Читать его эмоционально больно и этически противно. Поэтому сделаем вид, что я ни слова из него не видел. Тебя уже ждет такси. Проваливай скорее! Я тоже не железный…
Сехуну страшно, что кабинка лифта оборвется. Потому что она качается нещадно. И в ней так жарко. Безумно. В такси тоже. Водитель водит ужасно. Машину заносит, салон крутит. Сехуну кажется, он в центрифуге. Даже крыльцо и лестница в доме неустойчивые. Он ставит ногу, а пол ускользает. Прикасается к стене, а она идет волной. Дверная ручка и та трясется, выпрыгивает из рук и не поддается. Требуется титаническое усилие, чтобы надавить на нее и опустить вниз. Сехун через боль стаскивает с себя пиджак, рубашку. Ему надо развешать одежду в шкафу. Взгляд останавливается на костюме, брошенном на пол еще вчера. Плевать. Новые пиджак и рубашка летят ко вчерашним, следом штаны. Сехун забирается под одеяло и засыпает. Даже во сне его бросает то в жар, то в холод. А потом, наконец, наступает покой. Ему темно, но уютно. Хорошо. Боль ненадолго уходит. Он пропадет в небытие. И просыпается через очень большой, как ему кажется, промежуток времени.
Он не зашторил окна, и утренние безжалостные солнечные лучи вырывают его из объятий сна. Они жгут ему кожу, проникают внутрь, с каждой секундой становятся все горячее. Ему бы встать и закрыть шторы. Но он не может даже открывать глаза. Где-то внутри зарождаются легкие толчки, синхронные биению сердца. Пульсация во всем теле и в каждой клеточке отдельно. Очень легкая. Едва заметная. Чуть сильнее. Удар за ударом. Еще немного. Тянущая пульсация. Явственно ощутимая. Внизу живота – тугой узел. Пульсация усиливается. Пронизывает целиком. Слишком сильная. Теперь на пределе. Больно. Сехун вскрикивает и складывается пополам, прижимая ноги к груди. Жарко. Все тело в напряжении. Как будто он воздушный шарик, в который заталкивают воздух. Еще и еще. Снова и снова. Он вот-вот взорвется. Сехун выгибается дугой и переворачивается на спину. Тянет на себя одеяло, комкая, притягивая узлом к себе, запуская в него руки и ноги. Скидывает. Тянет обратно. Как же ему мучительно.
Легкий стук в дверь.
Сехун приоткрывает глаза чуть-чуть, смотрит сквозь щелочки, перекрываемые ресницами. Тяжело дышит, мечется на подушках. В нос ударяет аромат – и каждая клеточка взрывается. Он чувствует себя как поле в игрушке «Сапер», когда после одного неверного хода бомбочки взрываются одна за другой, как бенгальский огонь, сгорающий, потрескивая, как фейерверк, уносящийся в небо и разлетающийся там на яркие огни. И все это одновременно. Тело само рвется навстречу запаху.
- Спишь? Я зашел сказать, что уезжаю.
Сехун видит силуэт. Запах, воплощенный в человеческий образ.
- Хэй, что с тобой? Слышишь меня? Скажи хоть что-нибудь? – рука ложится на лоб Сехуна, и его как будто простреливают насквозь. – Ты же весь горишь.
Сехун хватается за руку и притягивает к губам.
- Ты че творишь?!
Почему-то от прикосновений к прохладной коже становится намного легче. Боль отступает. Запах дурманит. Заставляет забыться. Сехун чувствует себя пьяным, хотя никогда в жизни не пил. Но это должно быть чем-то похожим. Мир все еще кружится. А когда он пробует сесть, начинает нестись с бешенной скоростью. Сладкий запах. Волшебный запах. Исцеляющий запах. Сехун тянется к плечам, обхватывает их, подаётся вперед, льнет к груди, ведет носом, втягивая аромат, тихо стонет, чувствуя, как от этого, тело под его руками каменеет.
- Я ухожу, – голос низкий, внезапно охрипший. Сехун цепляется сильнее, бежит пальцами вверх, смыкает в замок на шее, вытягивается, обхватывает губами губы. Сладко.
- Сехун, остановись, – где-то над самым ухом. Какой чудесный голос.
- Пожалуйста, Сехун, умоляю тебя, сбавь темп. Господи, если бы ты знал, как мне этого хочется.
Узел внизу живота болезненно пульсирует. Внутри все горит. Голова бешено кружится.
Сехун стонет, когда чувствует, как его притягивают и обнимают.
- Ты мой омега. Мой!
Губы накрывают губы Сехуна. Как нежно! Он толкается вперед, вжимаясь в чужое тело. Какое облегчение! Какое счастье! Теперь почти не больно. Скорее приятно. Волшебно. Но может быть лучше. Сехун чуть опадает назад и снова подается вперед, повторяет это волнообразное движение снова, скользит по напрягшемуся телу, прижимаясь к ноге и торсу.
- Прекрати, – его отстраняют и опускают обратно на постель. Сехун разочарованно вскрикивает и отказывается отпускать руку. Его накрывают одеялом.
- Я вернусь через неделю. Умоляю, не води к себе никого. Слышишь? Посмотри на меня.
Сехун резко открывает глаза – он в комнате один. Даже запаха альфы нет. Приснилось. А что – не помнит.
Легкий стук в дверь.
Дежавю.


>>> Набор модераторов <<<
 
Директор ЧжанДата: Чт, 15.10.2015, 01:16 | Сообщение # 13
Healer & Killer

ava by me
загрузка наград ...
Администратор
Сообщений: 1407
Offline
шесть


Лэй стучится и осторожно приоткрывает дверь в комнату Сехуна.
- Проснулся? – улыбается, подходит к кровати и кладет руку на лоб омеги, тут же хмурится. – Кажется, придется дать тебе антибиотик. Ты как себя чувствуешь?
Сехун медленно моргает и молчит, дышит через рот со скрипом, судорожно сжимает скомканное одеяло.
- Лу? – наконец, выдавливает из себя чуть слышно.
- Играет в гостиной. Мне уезжать через два часа. Если бы Чанёль не позвонил с просьбой проверить тебя, я был бы уже в автобусе. Теперь придется ехать на скоростном.
Лэй выходит, тихо беззлобно ворча что-то себе под нос. Возвращается с двумя желтенькими капсулами и стаканом воды.
- Пей до конца! – настойчиво вливает в Сехуна все до капли, хотя тот пытается отбиться. – Теперь спи. Я вернусь в понедельник. С тобой побудет Чанёль.
- Только не он. Пожалуйста.
- Тогда не знаю. Позвонить твоим родителям?
- Нет.
- А кому?
- Никому. У меня никого нет…
Лэй сочувственно смотрит на обессиленного омегу:
- Кто-то должен позаботиться о вас с Лу.
Сехун пытается приподняться на локтях:
- Я сам справлюсь.
- Ты хоть понимаешь, что с тобой происходит? У тебя организм в шоке от того, что ты с ним сделал. Нельзя так, Сехун, – Лэй совершенно не умеет ругаться. Он старается говорить строго, но его голос слишком мягкий, взгляд обеспокоенный, лицо доброе. Сехун даже едва заметно улыбается в ответ и хочет сказать, что все нормально, он скоро поправится, но ему уже не хватает сил. Он опускается на подушку и прикрывает глаза.
- Еще немного в таком темпе, и я не знаю, что с тобой будет. Твой организм истощен до предела. Тебе надо хорошо питаться, нормально спать, больше гулять и не нервничать. Где это видано, чтобы из-за дождичка сваливаться с температурой под сорок.
- Это из-за течки, уймись, – чуть слышно выдыхает Сехун, не желая терпеть нотации.
- А вот и нет! Это стресс! Но кстати, о птичках. Когда у тебя в последний раз был секс?
Сехун недовольно мычит, утыкаясь лицом в подушку. Он тянет на себя одеяло, закрываясь с головой. Лэй убирает ткань обратно и разворачивает омегу к себе:
- Я тебя как будущий врач спрашиваю, а не из праздного любопытства! Судя по тому, как ты мучаешься каждый раз, складывается впечатление, что ты чуть ли не девственник. Ты Лу точно сам рожал?
- Ну Лэээй, – Сехун хнычет и закрывается рукой, прячась от пытливого взгляда.
- В отличие от альф, мы не можем долго обходиться без секса. Это очень вредно, друг мой.
- Уходи…
- Я серьезно говорю! Могу процитировать укороченный список того, что бывает с омегой при долгом воздержании.
Сехун закрывает голову подушкой:
- Мммммм….
Лэй останавливает лекции только когда понимает, что Сехун сопит по-настоящему, а не притворяется. Он зашторивает окно, собирает одежду с пола, забрасывает в корзину для белья, одевает Сехуна в пижаму и спускается вниз. Заслышав шаги, Лу отвлекается от экрана, убирает джойстик в сторону и приветливо улыбается, слегка прищуриваясь:
- Папа скоро проснется?
- Лу, мне нужна твоя помощь. Сехун сильно заболел. Я собираюсь позвонить твоему папе-альфе и попросить его вернуться, чтобы присмотреть за вами.
Мальчик прижимает ладошки к щечкам и мотает головой из стороны в сторону:
- Нельзя. Папа-альфа сказал, что будет очень занят.
Лэй смотрит на часы:
- У меня совсем нет времени, Лу. Ты хочешь до понедельника остаться один или все-таки позвоним папе?
- Он… Ну нельзя же... Я не хочу его расстраивать. Вдруг он будет мной недоволен?
Няня садится рядом с омежкой и гладит по волосам:
- Не переживай, папа-альфа тебя очень-очень любит.
Лу трет носик, смотря куда-то вверх. Он притягивает к груди незагипсованную ногу и вздыхает, упираясь в колено подбородком:
- Он снова уедет на корабле, если разозлится на меня?
- Конечно, нет. Глупости какие! Чанёль – твой папа. Он не оставит тебя. Что ты такое говоришь.
- Я баловался и сломал ногу, и папа тут же уехал. Он злится на Лухана.
- Что за вздор, – Лэй вынимает телефон и вызывает альфу. Тот снова не берет трубку.
- Давай позвоним с телефона папы-омеги, да? Ему-то он должен ответить. И не переживай, Лу. Оба папы тебя любят. Запомнил?
- Угу, – неуверенно улыбается омежка, притягивая к себе Тори за ошейник. Пес запрыгивает на диван и позволяет почесать ему за ушком. Няня ненадолго выходит и возвращается с сотовым Сехуна:
- Не могу понять, как он его записал...
Чанёль слышит вибрацию телефона в кармане брошенной на спинку соседнего стула куртки. Он поглядывает на свои карты, слегка приподнимая их за угол, и улыбается:
- Ну что? Вскрываемся?
Игрок слева раздраженно кидает свой набор на стол:
- Пусто, – встает и уходит к бару. У следующего стрит. Чанёль скользит взглядом по лицу последнего. Тот ухмыляется, глаз не видно из-за темных очков, кончик зажатой в зубах сигареты вспыхивает красным, когда он затягивается. Завеса из никотина плотно клубится над столом, отделяя игроков друг от друга. Пак откидывается назад, упираясь лопатками в спинку стула:
- Я дам тебе подсказку, мужик, у меня отличные карты. Ты проиграешь, – и улыбается.
- Угу, – тушит окурок в стопке и тут же закуривает снова. – Ты неплохо блефуешь, малой. Но не настолько, чтобы я тебе поверил.
- Да я ж не вру, – закидывает ногу на ногу и складывает руки на груди. – Ты пожалеешь, что не поверил честному человеку.
- Где врать учился?
- Говорю же, что не вру. Я невинен как младенец. Ей-богу, совесть загрызет тебя сегодня ночью, если обвинишь меня во лжи еще раз. Посмотри в мои честные глаза. Видишь? Эти глаза не могут врать, – и улыбается шире, счастливо растягивая губы от уха до уха.
- Кончай трепаться. Спрашиваю, где играть так наловчился?
- В тюрьме, – равнодушно пожимает плечами Чанёль, внимательно наблюдая за реакцией сидящего напротив. – Мы так с корешами вечера коротали. Славное было время. Но не скажу, что буду по нему скучать.
- Ну ты горазд заливать, – хмыкает, перекладывая пальцами фишки. Вокруг стола собираются невольные зрители, уже окончившие свою партию или проигравшиеся в хлам. Затянувшаяся словесная перепалка сулит последующую эмоциональную разрядку в виде рукоприкладства. Бесплатное развлечение для раздраженных незаладившейся игрой картежников, минутное отвлечение от собственных горьких дум.
- Слушай, – Пак подается вперед, наклоняясь через стол, – ты тут, судя по всему, уже давно сидишь. Надоело, небось? Так я тебя подменю, не переживай. Давай ва-банк? М? Я освобожу тебя из этого карточного плена, и ты пойдешь домой, под теплый бочок своему омежке, поматеришь меня перед ним на чём свет стоит, оттрахаешь свое чудо для разрядки и с чистой совестью завалишься спать. А потом вернешься с новыми силами. Я здесь всю неделю. Отыграешься еще. Ну как? Отличный план?
Очки слетают на стол:
- А ты смешной.
- Мне все так говорят. Я, веришь – нет, люблю веселить людей. Продляю им жизнь, так сказать. Хобби у меня такое.
Игрок морщится:
- Ну ты и трепло. Ва-банк, значит?
- Именно, мужик, именно! И ты идешь домой!
- Думаешь, я поведусь на это дерьмо? Хочешь, чтобы я сдрейфил и свалил? Не дождешься! У меня флеш-роял.
Чанёль на долю секунды замирает и удерживается от того, чтобы нервно сглотнуть:
- Не заливай!
- Я тоже честен как младенец.
- Ты смотри-ка, у нас сегодня за столом сплошь несовершеннолетние. Копы нагрянут, вот будет потеха.
- Все еще хочешь ва-банк?
- Без вариантов! У меня пятерка с джокером.
- А-ха-ха-ха. Ну, конечно!
- Клянусь! – и вытягивает на центр стола все свои фишки. – Честное слово. Я говорю правду.
Игрок смотрит на Чанёля недоверчиво. С одной стороны, у него действительно королевский расклад. Он может заграбастать себе всю эту кучу бабла, разом отыграться за всё. Но с другой… Если этот шут действительно не врет… Он уйдет ни с чем.
- Ставлю всё.
- О-хо, – Пак ёрзает на стуле.
- Что? Боязно?
- Еще как. Ты ж мне теперь захочешь пятак начистить. А я не в настроении. Но и публику разочаровывать нельзя. Как будем решать этот вопрос?
Игрок молча переворачивает карты – флэш-роял радостно сияет. Многие с завистью присвистывают. Чанёль демонстративно вытирает вспотевшие ладони и переворачивает 4 карты – каре. Если пятая джокер – его взяла, если нет, он только что заработал репутацию мудозвона и продулся в ноль.
- Не тяни кота за яйца. Заебал уже!
Пак ухмыляется, залпом допивает из бутылки пиво и запускает в мужика смеющимся джокером.
- Сука! Надул меня!
- Я тебе правду сказал, – сверкает улыбкой Чанёль. – Надо верить людям, мужик!
- Козел, да я тебя! – он вскакивает, но тут же замирает, когда Пак бьет с размаха бутылкой об стол и направляет «розочку» в его сторону:
- Сядь! – и это, конечно, не просьба. Чанёль грустно вздыхает. Черт, он рассчитывал протусоваться в этом клубе сутки, а то и двое, как масть пойдет, в прямом и переносном смысле.
- И шестерке своей скажи, пусть жопу прижмет, а то я ее располосую под поле в морской бой! – Пак нутром чувствует, как секундой ранее надвигающееся на него тело останавливается в нерешительности.
- Падла.
- Хрена ты разнылся? Не впервой же в банкротах ходишь, – Чанёль встает и кидает куртку на стол. – Хэй, – кивает растерянному молоденькому альфе, – скидывай все на подклад и дуй к размену.
- Зачем?
- Затем, что я так сказал, обдолбыш! – и чуть мягче добавляет, – и штука за услуги твоя.
Чанёль отступает, пятясь спиной к выходу. У двери он озорно подмигивает:
- Верь людям, мужик.
- Пошел ты!
- Уже ушел!
Чанёль вываливается на улицу, щурясь от ударившего по глазам солнца и пряча стопку денег в карман. Пару купюр отслюнявливает парнишке:
- На! И не зависай тут. Договорились?
- Типо того.
- Супер. Вали.
Он вынимает телефон, ужасаясь количеству пропущенных от Лэя и «Омеги». Вызывает няню и, не дожидаясь этикетного «алло», орет:
- Что с Лу?!
- Вы с Сехуном меня в гроб загоните, – отзывается меланхоличный голос. – Почему так сложно снять трубку? Зачем вам телефон, если все равно им не пользуетесь?
- Смешарик, я тебя поймаю и запихаю в стиральную машинку с теннисными мячиками, если сейчас же не скажешь мне, что с Лу.
- Злой альфа, – бубнит Лэй. Омега совсем не боится, ну ни грамма уважения к брутальности.
- Ты хоть представляешь, что я с тобой сделаю, если ты сейчас же мне нормально не ответишь?!
- Конечно, представляю. Ничего не сделаешь. Во-первых, ты территориально удаленный объект, что затрудняет проявление физического контакта в какой бы то ни было форме. Во-вторых, любая агрессия по отношению ко мне будет воспринято Луханом негативно, а ты не захочешь расстроить сына. Ведь нет?
- Студентик, ты жить хочешь или нет?
- Я хочу уехать на конференцию! Так что возвращайся скорее.
Чанёль запрыгивает в машину, ловя себя на мысли, что если его тормознут, то мало потом не покажется. От двух бутылок пива ему, конечно, ни тепло, ни холодно, но легавым ведь не докажешь.
- Ты меня в это логово разврата и похоти не затащишь, – хмыкает Пак, вылезая из машины, и вскидывает руку, чтобы поймать такси. – Вернусь, когда ты его запах из всех щелей выветришь. Там же находиться невозможно!
- Пак Чанёль, у меня поезд через полтора часа. Я к этой конференции полгода готовился и пропускать ее не собираюсь. Ровно через 40 минут я выйду через парадную дверь, оставив твоего сына со сломанной ногой и твоего омегу в горячке. И если с ними что-то случится, виноват будешь ты!
- Смешарик, я ж твои яйца по фонарным столбам развешаю, если ты их кинешь!
Лэй вздыхает:
- У меня есть еще один аргумент. Лу, детка, поговори с папочкой.
Чанёль обреченно закатывает глаза и открывает дверь притормозившего такси.
- Пааап…


>>> Набор модераторов <<<
 
Директор ЧжанДата: Чт, 15.10.2015, 01:18 | Сообщение # 14
Healer & Killer

ava by me
загрузка наград ...
Администратор
Сообщений: 1407
Offline
Вашу ж мать! Черт! Лэй, сука, это запрещенный прием!
- Привет, Лу. Как ты?
- Лэй говорит, ты приедешь.
- Эм… Я…
Вот попадалово! Смешарик, какой цвет для гроба кажется тебя наиболее привлекательным?
- У меня нога болит. И… голова кружится. Кажется, у меня температурка. Лэй говорит, я мог заразиться от папы.
Студент, ты чё ребенку голову морочишь! Течка воздушно-капельным не передается! Вот мудила! Хотя Сехун с утра выглядел очень хреново. И соблазнительно. Но хреново. И все равно очень… Так, стоп!!!
- Лу, папа заболел? Ты уверен?
- Лэй говорит, это из-за дождя.
Fuck! Fuck! Fuck! Fuck! Fuck!
Лу тихо кашляет в трубку.
- Я скоро буду!
Твою богу душу мать!!!
- Лу, детка, ты заслужил Оскар, – улыбается Лэй, сбрасывая вызов.
- Так куда едем? – зевает таксист. Чанёль обреченно вздыхает и называет адрес Сехуна. Ох, черт… Ну и как он с этим справится? Он и так всю ночь почти не спал, невольно слушал, как омега громко стонет и лихорадочно ворочается в соседней комнате. Ощущал, как с каждой минутой его запах становится все насыщеннее, гуще и слаще. Боже, как же его к нему тянет. Черт! Ему нельзя возвращаться в дом!
- Сегодня последний день в моей гребанной жизни, – шепчет Чанёль, прислонясь лбом к окну.
Через 15 минут он выходит из такси и замирает в нерешительности. Он даже во двор еще не зашел, а уже чувствует, как в носу «потрескивает». И его тут же скручивает. Мысли замедляются. Кровь, наоборот, мчится по венам с бешеной скоростью, прожигая изнутри. Тело каменеет в болезненно-приятном напряжении. Пак наклоняет голову, смотрит на ботинки, сжимает кулаки и старается думать о… Господи, да о чём угодно, лишь бы думать! Это невыносимо! Нет, он сваливает. Иначе это хреново закончится! Он видел сегодня Сехуна, и оторваться от него было практически непосильной задачей. Омега льнул так искренне, так жадно, целовал так горячо и… неумело. Чанёль закрывает лицо руками и утробно рычит, трясет головой, прячет кулаки в карманы, мнется, не решаясь ни пройти вперед, ни уйти подальше.
Все порывы Сехуна – только импульс инстинкта. Каждое его движение продиктовано природой и никак им самим. Он прижимался к Чанёлю на автопилоте, но в нем не чувствовалось опыта. Совсем. Он не умеет руководить своим телом, не знает, что с ним делать.
У него никого не было. Кроме Чанёля.
Никого.
От этой мысли альфе становится одновременно хорошо и горько. Это ведь из-за него?.. Из-за той ночи? Какой же он мудак…
Чанёль смотрит на окна второго этажа, туда, где за плотными шторами спрятан от него Сехун, словно заточенный в башню сказочный омега. И он бы хотел быть бравым рыцарем, сражающимся с драконом за сердце возлюбленного, но, походу, ему уготована роль злой колдуньи... А ведь когда-то он был вполне нормальным парнем. Веселился с друзьями, усердно работал, мечтал о семье, доме с резной оградой и собаке. Как же он докатился до жизни такой? Когда он стал главным отрицательным персонажем?
Пак разворачивается к воротам спиной и думает, что если идти и не оглядываться, то очень скоро он вернется к своей машине, сядет за руль и укатит из города навсегда. Через какое-то время он забудет и о Сехуне, и о Лухане, и обо всем, что случилось. Забыл же он о своем омеге… Ну почти забыл. И все равно, он ведь может просто исчезнуть? Меньше недели назад он мечтал лишь о мести, хотел раздавить, растоптать, унизить Сехуна, превратить его жизнь в кошмар. А, оказалось, он сделал все это еще шесть лет назад. Вот же ж…
Но что с ним было бы, если б он не встретил в тот вечер Сехуна? У омеги всё было бы чудесно (Чанёлю больно в груди – он испортил ему жизнь), а он? Как бы закончилась для него та ночь? Скорее всего, он не дожил бы до утра. И тогда, и все эти годы в тюрьме, и сейчас – он жил и живет мыслями о Сехуне.
Так ему и надо.
Уйти?
Чанёль делает шаг, следом другой, он идет неторопливо, удаляясь все дальше от дома, в который его тянет неведомая страшная сила, и это не запах омеги.
Почему он не встретил его раньше? Почему они не столкнулись в парке или на концерте? Их бы мог познакомить кто-то из друзей. Сехун непременно бы ему сразу понравился. У них все могло быть чудесно. Неловкие первые встречи. Румянец на щеках Сехуна, когда его берут за руку. Прогулки по набережной. Закаты. Шарф вокруг шеи, когда наступает вечер. Его замерзшие ладони, спрятанные в карманах Чанёля. Кофе погорячее, чтобы согреться и не идти домой еще чуть-чуть. Еще немного. Так не хочется расставаться. «Мне нравится твой запах», – с трепетом, в спину, без слов, чтобы не слышал. Утренние смс. И пожелание спокойной ночи. Маленькие подарки. Вибрация тел, от соприкосновения рукавами в темноте кинозала. Смущение при первом поцелуе. «Я люблю тебя» – на выдохе через страх, что откажут. «И я тебя», – заливаясь краской. Поцелуи. Еще поцелуи. «Не уходи сегодня». Совместные планы на будущее. Поездки на море. Легкие прикосновения к коже под майкой. Занятие любовью на траве под звездами. Просыпаться от пения птиц и смотреть на его красивое лицо. Знать, что их ребенок будет также мило хмурить бровки. Улыбаться, ожидая этого, как величайшего счастья. Целовать его. Видеть в нем бога. Любить его.
Чанёлю так хочется его любить…
Почему Сехун не мог быть его омегой изначально? Почему он не его альфа? А у него где-то есть свой альфа? Пак резко останавливается как вкопанный. У Сехуна? Альфа? Не Чанёль? Он оборачивается и смотрит на белую ограду – отошел прилично. Глаза щиплет. Он все-таки порядочная размазня. Реветь не понятно над чем. Что за бред! Плакать над прошлым, которого даже быть не могло. Какой же он идиот. От этих дурных мыслей он словно постарел на десять лет. Как же он от себя устал.
«Сехун, прости меня»
Вытирает глаза рукавом. Грустно смеется над самим собой.
- Все кончено, ковбой, – ему ничего не светит. Чанёль стоит, не в силах пошевелиться. На что он вообще надеялся? Чего на самом деле хотел, о чем в тайне мечтал на протяжении шести лет? Какой придурок… У этого мальчишки была впереди прекрасная жизнь. Без него.
- Алло, – голос вздрагивает. Он не может не ответить, когда на экране светит «Омега».
- Па-па…
Знал бы ты, малыш, как у такого большого дяди колени подгибаются, когда ты произносишь эти два слога.
- Что, Лу?
- Ты скоро?
- Хм… Я…, – он молчит, чтобы не разреветься.
- Ты злишься на Лухана?
Детский голос пробирается под кожу, согревает изнутри, льется бальзамом, убаюкивает.
- О чем ты говоришь? Разве я могу на тебя злиться?
- Приходи скорее. Я обещаю хорошо себя вести.
- Лу…
Ты можешь вести себя, как угодно. Можешь просить, чего захочется. Можешь ругаться, кричать, капризничать, истерить, требовать жертв. Тебе можно все. Без ограничений.
- Ты мне нужен, пап…
О, Господи.
- Я уже подхожу, Лу.
Когда Чанёль переступает через порог, то слышит:
- Лэй, кто пришел? Это папа? Папа?! Он дома?
Да, сынок, папа дома.
Чанёль проходит в гостиную. Лу перестает теребить няню за рукав и смотрит на альфу, чуть заметно улыбаясь.
- Чего ты так долго? – ворчит Лэй, скидывая в рюкзак канцелярские вещи и блокнот с тезисами для выступления. Чанёль не обращает на него внимания, подходит к сидящему на диване сыну, опускается перед ним и обнимает, крепко, но нежно.
- Я соскучился.
- Господи, вы несколько часов не виделись, – Лэй протискивает руки в лямки, поправляет рюкзак на спине. – Все, я убегаю. До понедельничка. Записка с инструкцией на столе в кухне. Пожелай мне удачи!
- Удачи, – не отрываясь от сына, отзывается Чанёль. Лу втягивает воздух носом и невольно морщится:
- Фи…
Пак отстраняется от него с виноватым видом:
- Прости. Я сейчас избавлюсь от этого запаха.
Он не имеет права приносить в дом своего сына винегрет из запахов алкоголя, никотина и альф. Ему стыдно. Хочется, как в детстве, сказать «Я так больше не буду». Он убегает в душ, стараясь не дышать, когда проносится мимо комнаты Сехуна.
В записке от Лэя, заботливо оставленной на кухонном столе, подробно расписано, когда и какие таблетки давать Сехуну, чем их с Лу кормить и поить. В комнате омежки несколько стопочек одежды со стикерами «пятница», «суббота вечер», «на случай похорон».
- Юморист хренов, – Чанёль промакивает волосы полотенцем и уходит к сыну.
- Голоден?
Лу подает ему джойстик:
- Поиграй со мной.
Пак не уверен. Он, конечно, раньше резался ночи напролет, но это так давно было.
- Ок, что тут у тебя.
Поддаваться Лу ему нравится. Ребенок так радуется, когда его объявляют победителем. Улыбка такая же широкая, как у Чанёля, а лучики у глаз совсем как у Сехуна.
- Пап, тебе звонят, – Лу указывает на забытый на диване телефон.
- Чего тебе, смешарик?
- Твоему старшему омеге пора принимать лекарства, а младшему скоро кушать.
- Я помню.
- Тогда пока!
- Стой!
- Ну? Мне некогда, я должен дочитать статью!
Чанёль выходит из гостиной и шепотом ругается:
- Ты не оставил среди этой кучи лекарств блокаторов.
- И правильно сделал. Я молодец.
- Сказал бы я тебе, кто ты после этого! Где они? Я уже не могу через полотенце дышать! Он же фонит на весь дом.
Чанёль слышит, как Лэй тяжело вздыхает, и практически видит, как он прикрывает глаза, готовясь разжевывать альфе, как маленькому, очевидные вещи:
- Блокаторы – это большой стресс для организма. А у Сехуна он и без того в шатком состоянии. К тому же я дал ему приличную дозу антибиотиков. Их нельзя смешивать.
- Все, что ты сейчас ляпнул, прозвучала как «бла-бла-бла». Это я тут в шатком состоянии. Я спрашиваю тебя, блокаторы где?!
- Я мог бы ответить в рифму, но там их тоже нет. И быть не должно. Крепись, Чанёль.
- Ты чё издеваешься надо мной?! Лэй, как человека прошу. Я ж его трахну!
- И правильно сделаешь! Всё, мне некогда! Пока!
- Смешарик! Алло! Вот же гад!
Чанёль прикрывает глаза рукой и дышит ртом. Ох, подстава. Обложили по всем фронтам. Он идет на кухню за порцией колес, предчувствуя, что сейчас ему влетит.
- Лу, я ненадолго загляну к папе и вернусь.
- Хорошо, – не отрываясь от игрушки, отзывается мальчик.
Пак поднимается наверх. Облако аромата плотно сгущается у двери в комнату омеги. Чанёль чувствует себя как укротитель тигра, готовящийся войти в клетку с обезумившем зверем. Он не уверен, накинутся на него сейчас с бранью или с объятиями, но в любом случае ему несдобровать. Зажмурившись, стучится и говорит:
- Я вхожу, если чё.
Приоткрывает дверь – матерь божья… Если он выстоит в этом дурмане и уйдет на своих двоих (если, конечно, вообще уйдет), ему абсолютно точно положен отлитый в бронзе памятник. Посмертно.
- Что ты здесь делаешь? – недовольно морщится Сехун. Отлично, на шею не кидается, значит, держать себя в руках будет намного легче.
- Лэй велел накачать тебя этой фигней.
- Мы договаривались, что тебя не будет здесь в эти дни.
- Мог бы просто сказать спасибо, – Чанёль неловко мнется на пороге. – Короче, вот…
Он делает шаг вперед, выставляя перед собой таблетки как щит.
- Не подходи! – Сехун вжимается в кровать, прикрывая лицо ладонью и отворачивается. Чанёль замечает, что он тоже старается не дышать. И ему это приятно. Он ругает себя мысленно за это чувство. Но, черт возьми, ему приятно! Сехуну нравится его запах. Супер!
- И как быть с этим? – косится на капсулы в ладони. – Закидывать в тебя как в цирковую собачку?
- Уйди.
- Сехун…
- Уйди отсюда!!!
Твою мать, что ж ты упрямый-то такой! Чанёль готов взорваться. У него тоже внутренности уже на пределе крутит. Он что думает, один тут мучается?!
- Короче, – он подходит к кровати, стараясь не смотреть на Сехуна, оставляет на тумбе таблетки с водой и выбегает. Но за дверью легче не становится. Сбегает вниз. В коридоре у лестницы, не отходя далеко от гостиной, Тори, ощетинившись, рычит.
- Что, брат, тебе приказали сторожить ребенка, и ты тут весь извелся? Хреново, когда не можешь нарушить приказ хозяина, да? Уймись, не тронул я его. Но уж будь добр, если что, вцепись мне в глотку, идет?
Пес злобно гавкает в ответ и пятится в гостиную к Лу.
- Чертова псина, – чуть слышно шипит Чанёль, заходя следом.
- Пошли, Лу, я буду тебя кормить.
Мальчик недоверчиво косится на отца, словно говоря: «А ты сумеешь?». Еще как сумеет! Он с детства сам себе готовил, и все говорили, что у него отлично получается.
- Вкусно? – спрашивает, наблюдая, как Лухан уплетает пасту с томатами.
- Мм… ДА! – улыбается, весь в соусе перепачкался, поправляет челку ладошкой, облизывает губки. Чанёль умирает от счастья, просто наблюдая за ним.
Вечером они смотрят мультики, пока Лухан заплетает отцу кучу маленьких хвостиков, выдергивая волосы и путая их маленькими пальчиками в цветных резиночках. Пак терпит, лишь изредка вздыхая, что если мужики узнают… Лэй звонит, когда Лу начинает посапывать на руках у Чанёля.
- Чего тебе?
На заднем плане слышно: «Альфы типа 0 способны быть очень внимательными и терпеливыми даже рядом с омегами в период течки. Они умеют подавлять инстинкты, если у них есть… особый стимул, назовем это так».
- Лу пора спать. А Сехуну принимать лекарства.
- Да я в курсе! В твоей инструкции даже расписано с какой частотой мне дышать. Не истери.
- Ну и ладно. Пока.
- Хэй, смешарик!
- Чего?
- Короче… Я не ахти речи толкать… И не подумай, что ты мне нравишься, потому что ты стукнутый на всю черепушку. И мне на самом-то деле похрен, как ты там и чё. Но, в общем… удачи тебе завтра. Выступи на отлично.
Лэй добродушно хмыкает:
- Как трогательно. Я прослезился.
- Да пошел ты…
- Спасибо, Чанёль.
Пак отключается:
- Бррр, сколько няшности. Фу, гадость какая!
Он смотрит на себя, отражающемся в потухшем экране телевизора. Мда… с кучей хвостиков и ребенком на руках. Брутальнее не придумаешь.
- Все, Лу, пора спать.
Уложив сына, освободив волосы от многочисленных капканов и поужинав, забирает лекарства для Сехуна и идет наверх.
- Вторая часть Марлезонсокого балета, – заходит.
Сехун в беспамятстве ворочается, комкая простынь и подминая под себя одеяло. Его знобит, несмотря на сильный жар. Одежда на нем промокла насквозь. Чанёль бесшумно подходит к кровати:
- Сехун…
Он лишь почти беззвучно мычит в ответ.
- Иди сюда, – приподнимает, заставляя проглотить лекарство и запить большим количеством воды.
- Ну и что мне с тобой делать? – убирает влажную прядь со лба. Рядом с кроватью запасная пижама со стикером «После секса переодеть». Супер. Чанёль переносит Сехуна на кресло и меняет ему постельное белье, пропитавшееся потом. Некоторое время смотрит то на омегу, свернувшегося в кресле калачиком, то на свежую пижаму.
- Так, Чанёль, давай, ты сможешь. Ты мужик, умеешь держать себя в руках.
Он приподнимает Сехуна и тянет его футболку вверх. По идее, хорошо бы обтереть его мокрым полотенцем, но от одной мысли Чанёлю хочется выть, и он не рискует. И Сехун, как назло, совсем не помогает сдерживать порывы. Прижимается к нему, трется щекой, бегает пальчиками по телу. Беспамятство беспамятством, но природа свое дело знает четко. Пак переносит омегу на кровать, приговаривая, что он только что переодел Лухана, значит, и этого сможет. Разница только в размере пижамы и ничего больше. Он стаскивает с Сехуна штаны, предварительно зажмурившись от греха подальше. Напяливать на него новые с закрытыми глазами крайне неудобно, но он справляется. Когда он дотягивает резинку до тазовых косточек, его лицо попадает в плен слишком горячих ладоней, а губы втягиваются в огненный поцелуй.
- Сехун…
Чанёль открывает глаза и сталкивается с затуманенным карим взглядом. На него накатывает волна нежности. Пока Сехун с новой силой вжимается ему в объятия, безмолвно и настойчиво требуя ласки, Чанёль гладит его по волосам, приговаривая:
- Тише, мой, тише. Завтра будет легче.
Сехун не слушает. Раздвигает ноги, обхватывает бедра Чанёля, тянет к себе. Альфа падает на него сверху, упираясь вытянутыми руками в матрас, чтобы не придавить.
- Что ж ты делаешь, паршивец…
Пылающие ладони спускаются к джинсам, неуклюже теребя пряжку. Чанёль опускается, словно отжимаясь, к лицу Сехуна, втягивает его запах глубоко, позволяя окунуться себе в него полностью, раствориться без остатка. Выдыхая, шепчет:
- Ты мой… Мой… Только мой...
И целует аккуратно, крепко, ловким языком заставляя танцевать язык неопытный, чувствуя, как потрескались от жара губы Сехуна. Ласково проводит ладонью по раскрасневшемуся лицу и через силу отстраняется. Глаза Сехуна болезненно блестят, он хрипло дышит, сбиваясь, и словно вот-вот отключится. Чанёль целует его в висок и встает.
- Прости.
Поднимает его и укладывает на подушки. Убирает вцепившиеся в его футболку пальчики, накрывает одеялом.
- Я сейчас, – уходит в ванную. Возвращается с тазом и полотенцем. Смотрит на задремавшего Сехуна. И все-таки запах слишком сладкий. Он может не сдержаться. Выход приходит сам собой. Пак выбегает из комнаты и возвращается минут через 15.
- Что ж… Я готов к труду и обороне. Лишь бы мужики не узнали.
Утром Сехун просыпается от странного звука. Он медленно открывает глаза, поворачивает голову и вскрикивает, отползая на другой конец кровати. Со лба падает мокрое полотенце. Сехун осматривается, замечая таз с водой, опустошенные стаканы и таблетки. На часах 5:40 утра.
- Чего ты орешь? – хрипит Чанёль, приподнимая голову с края кровати. Он спал прямо здесь, догадывается Сехун. Как верный пес у постели хозяина.
- Что за фигня у тебя на башке? – удивляется омега.
- Блокатор…
- Бло… Что?
И Сехун начинает смеяться. Он закрывается ладошкой, щурится, запрокидывает голову, поджимает ноги, катается по кровати, бьет рукой по матрасу.
- Ты бы себя видел! – хохочет как сумасшедший. Чанёль смотрит на него, думая, что это впервые, когда он видит его смеющимся. Что он выглядит мило и глупо. Что ему хочется слышать этот смех чаще.
Смейся, Сехун, смейся. Пожалуйста, смейся. Он будет смешным. Он придумает кучу шуток. Он будет падать как Чарли Чаплин. Острить как Робин Уильямс. Строить рожи как Джим Кэрри. Только больше не плачь. Никогда не плачь, пожалуйста.
- И как? Эта штука помогает?
- Ну… ночь-то я пережил…


>>> Набор модераторов <<<
 
Директор ЧжанДата: Чт, 15.10.2015, 01:19 | Сообщение # 15
Healer & Killer

ava by me
загрузка наград ...
Администратор
Сообщений: 1407
Offline
семь


Сехун перестает смеяться и отводит глаза. Странное ощущение – он уже сто лет не смеялся. Даже голова закружилась. Вот только жаль, что рассмешил его этот… Сехун садится и буравит стену взглядом, раздумывая, прогнать ли ему альфу или тот сам догадается, что пора сваливать. Чанёль тяжело дышит через маску. Именно от этого хриплого звука над самым ухом проснулся омега.
- Дарта Вейдера косплеишь? – Сехун спросонья не разобрал, что за муть на голове у Чанёля, а теперь видит, что это обычный противогаз, только поверх него этот идиот еще и кепку нахлобучил. Додумался же.
Чанёль медленно встает, отталкиваясь руками от матраса, выпрямляется, потягиваясь. Тело затекло, мышцы ноют. Говорит:
- Зря иронизируешь. Отличная вещь, между прочим. Лучше всяких блокаторов.
- Я ничего глупее в жизни не видел, – огрызается Сехун, стараясь дышать ртом, у него, в отличие от альфы, нос все чувствует прекрасно. – Где ты его достал?
- У тебя в гараже валялся. Я его еще в начале недели заприметил.
- Ты шарился у меня в гараже?! Кто разрешил?!
- Ну блииин, опять началось. Супер! Сложно просто поблагодарить?!
Сехун недобро хмыкает, глядя в глаза Чанёля через толстые трапециевидные стекла:
- За что поблагодарить?
- Даже не знаю. Дай-ка подумать… Как насчет того, что я тут всю ночь бегал вокруг тебя как курица-наседка? Только что танец с бубном не танцевал. Я заслужил, по крайней мере, «спасибо».
- Спасибо, – Сехун цедит сквозь зубы благодарность больше похожую на проклятье. Чанёль сверлит его взглядом, но умудряется промолчать.
Омега думает, что одна его бессонная ночь ничто по сравнению с затянувшимся шестилетним кошмаром Сехуна. Кто вообще его просил заботиться? Это отвратительно! Мерзко! Гадко! Лучше бы Сехун все еще мучился в горячке, чем быть чем-то обязанным этому гаду. И что теперь он за свои «великие заслуги» хочет? Да и что он, собственно, сделал? Накачал его лекарствами? Пару раз поменял полотенце на лбу? И… Сехун смотрит на свою пижаму, тянет за край футболки; рука, сжимающая ткань, против воли начинает трястись.
- Т… ты… – нервно сглатывает, – переодевал меня?..
Чанёль лихорадочно раздумывает, что ответить.
- Нет. Это Лэй.
Сехун болен, но он не дурак.
- Скотина, – вскакивает и убегает в ванную.
Он прикасался к нему?.. Сехун обнимает себя за плечи и смотрит на отражение в зеркале. Что он еще сделал? Мозг выталкивает обрывочные воспоминания, микшируя реальность, сны и фантазии. Омега прикасается кончиками пальцев к губам, силясь понять, эта картинка в голове – правда или плод его воображения. Подходит к раковине, включает воду, набирает в ладошку и проводит по губам, словно смывая с них плотный налет пыли. Трет влажной рукой потрескавшиеся губы, сначала легко, потом с нажимом, а когда начинает плакать, то в полную силу. Он смотрит на своего двойника в зеркале с отвращением. Неважно, было ли то, что ему вспоминается, на самом деле или нет. Даже если он только бредил об этом – противно! Он от этого никогда не очистится. Гадость! Какая гадость…
Сехун нервно открывает зеркало и застывает в ужасе.
- Где?..
Вылетает из ванной:
- Где они?!
- Кто?
- Мои таблетки!
- А… Ты об этом, – Чанёль стягивает с себя противогаз, осторожно вдыхая воздух. – Я их просто переложил.
- Кто разрешил тебе хозяйничать в моем доме?! Брать вещи, шариться без спроса, делать, что вздумается! У тебя на это нет права! Куда ты их переложил?!
- В мусорное ведро.
- Ты… Черт!!!
Сехун выбегает из комнаты и несется вниз, на кухне наскоро проверяет мешки с мусором, злясь, когда не находит, что требуется.
- Сволочь…
- Прекрати шмон. Их уже нет.
- Я вижу!!!
- Не ори, Лухана разбудишь.
Имя сына действует отрезвляюще.
- Я хочу, чтобы ты сегодня же ушел из моего дома.
Чанёль с деланным безразличием пожимает плечами:
- Без вопросов.
- И без Лухана.
- Вот уж дудки.
Они движутся по замкнутому кругу. Каждый день. Снова и снова. Как же это выматывает. Все время одно и тоже. Достало!
- Сехун, – альфа старается говорить как можно мягче, – ты еще не поправился. Тебе нельзя ничего из твоих загашников. Я верну все, когда ты придешь в норму. Ок?
- Не ок! – гневно взвизгивает омега. – Совсем не ок! Не тебе решать, когда и что мне принимать.
- Если тебя это утешит, то это не я, а Лэй сказал.
- А не пошли бы вы с Лэем на пару?! Кто он такой, чтобы указывать?! Кто он мне? Друг, брат, сват?
- Я думал, друг.
- Думал он, – Сехун, беззвучно чертыхнувшись, стремительно уходит с кухни, не столько сбегая от раздражающего разговора, сколько от запаха альфы. Ему, конечно, уже легче, внутренности не скручивает как вчера, но все равно слишком мучительно.
- Сехун…
- Отстань от меня!!!
Сехун возвращается наверх, замирая на пороге, заметив застывшего в нетерпении Тори у открытой двери в комнату сына.
- Оставайся там!!! Охранять! Охранять Лу! Понял меня?!
Пес послушно отступает в комнату, не сводя глаз с хозяина, и чуть слышно поскуливает.
- Ох… Прости, малыш, прости. Я не хотел кричать, – Сехун прижимается лбом к дверному косяку и зажмуривается. – Сам не знаю, что творю, – голос сходит на нет. Омега доползает до кровати и падает на одеяло. Кажется, все силы ушли разом. Он скручивается, принимая позу эмбриона и закрывает глаза. Аромат альфы ясно чувствуется в комнате. Сехун ловит себя на том, что с наслаждением втягивает запах, пока рука на автопилоте тянется к паху.
- Дерьмо, – хватается за подушку, чтобы занять руки, утыкается в нее носом, помощь от этого небольшая. Он впервые в жизни настолько близко с альфой во время течки. В голове калейдоскопом пагубные мысли. Эротические фантазии в вакханальном танце перемежаются с обрывками из кошмаров о той ночи. Сехун глухо стонет в подушку от яростного желания и отчаяния. Его разрывают изнутри страсть и ужас. Ему мучительно хочется в крепкие объятия, но он скорее спрыгнет с моста, чем позволит к себе прикоснуться.
Дверь открывается.
- Пошел вон!!!
- Съешь лекарства, и я уйду.
Сехун через силу заставляет себя принять помощь от самого ненавистного человека. Но ему нужно поправиться, чтобы скорее вернуться к Лу.
- На! – Сехун неуверенно хлопает глазами, когда альфа тычет в него противогазом. – Да че ты выпендриваешься? Говорю тебе, это реально помогает. Он изолирующего типа, поэтому…
- Я знаю, что у меня за противогаз, идиот! – Сехун выхватывает маску. – Проваливай из моей комнаты!
Чанёль послушно уходит, задерживаясь уже на выходе в коридор:
- Сехун, – голос тихий, – я не трону тебя. Обещаю.
Омега ему не верит. Но почему-то не сомневается, что Лухану он действительно не может причинить вреда. Чанёль стоит, не оборачиваясь. Сехун чувствует, что он хочет сказать еще что-то. Нечто очень важное. Но за минутой тишины проходит другая, потом третья. И они молчат. У обоих чуть кружится голова, оба тайно дышат друг другом, надеясь, что первым заговорит другой. И оба плотно сжимают губы. Сехун сдается первым:
- Почему ты все еще здесь?
- Хотел бы я знать…
Снова повисает тишина. Сквозь щель между шторами протягивается полоска утреннего солнца, падая на пол и стену, разрезая комнату на две половины, Сехуна и Чанёля. Омега смотрит на пылинки, танцующие в узкой полоске света, и невольно забывается, погружаясь в собственные мысли. Он чувствует пульсирующий ритм внутри своего тела и думает, что, быть может, нет ничего страшного, если когда-нибудь рядом с ним все-таки окажется альфа, который поможет переживать эти дни не в мучениях, а в наслаждении, как и задумано природой. Но позже. И, конечно, не с «ним». И все-таки может быть… Когда-нибудь…
- Умеешь надевать?
- Что?
- Ну… Фигню эту на голову…
- А… – Сехун, смаргивая, вертит в руках противогаз. – Д… да. Умею. Но он мне на размер великоват.
- А я подумал, у тебя огромная башка.
- Придурок.
Чанёль иронично хмыкает:
- Как же я люблю твои утренние комплименты.
Оба нервно дергаются на ничего не значащем «люблю» и альфа сбегает. Сехун сидит какое-то время, глядя в пол пустым взглядом, потом трясет головой, словно пробуждаясь ото сна, натягивает маску и ложится на спину. Через несколько минут действительно становится легче. Но внутри все равно все горит. Он засыпает, а когда снова открывает глаза, на прикроватной тумбе поднос с лекарствами и завтраком, противогаз лежит рядом на подушке, тут же записка «Не спи в этой фигне. Надевай, если совсем тяжко». И Сехун злится. Он выпивает лекарства, но не притрагивается к еде, хотя понимает, что ведет себя как маленький. В обед Чанёль снова приходит, с новым подносом. Альфа недовольно сводит брови:
- Почему не поел?
- Не хочу.
- Ясно. Твое дело.
Сехун фыркает и отворачивается.
- Лухан спит. Я ненадолго уеду.
- Да мне плевать.
- Ты блин…
- Что?!
- Сука ты, вот что!
- Козел!
Сехун слышит, как злобно хлопает входная дверь за альфой, и вылезает из-под одеяла. Его еще слегка шатает. Может, зря объявил голодовку? Он закидывается лекарствами и идет в комнату Лухана. Тори радостно спрыгивает с кровати, стремясь навстречу хозяину.
- Хороший песик, – омега подставляет ладонь, Тори утыкается в нее мокрым носом. Сехун присаживается на кровать рядом с сыном и аккуратно убирает прядку мягких волос от лица. Он знает, что Лу спит очень крепко, и не боится его разбудить. Улыбаясь, смотрит, как мальчик дышит, приоткрыв ротик.
- Счастье моё, – Сехун ложится рядом, обнимает сына, притягивая его к своей груди, и снова засыпает. Ему снится что-то тревожное, засасывающее в холодную пустоту, он ворочается, хмурится, отчаянно отмахивается, но черное ничто окутывает его все плотнее, обступает, отгораживая одиночеством и всепоглощающим страхом. Дыхание сбивается, спина покрывается липким противным потом, тело бьет мелкая дрожь. Сехун срывается и с криком падает вниз. Он резко садится на кровати и распахивает глаза. Громко дышит, прижав ладонь к груди и стараясь унять бешеный стук сердца. Слегка успокоившись, осматривается. Уже стемнело. Лу рядом нет. Тори тоже. В доме слишком тихо. Свет нигде не горит. Где-то вдалеке завывает сирена, но тут же смолкает.
- Лу? – Сехун зовет осторожно, негромко, но внутри уже бьется предчувствие беды.
- Лухан? – он спускает ноги с кровати, вздрагивая при соприкосновении с холодным полом. Сжимает кулаки и облизывает пересохшие губы. Под ребрами глухо бьется начавшее новый танец страха сердце.
- Сынок! – он знает, что ему никто не ответит, но продолжает звать, снова и снова, заглядывая во все комнаты. Выходит во двор – машины альфы нет. Сехун наспех обувается в кроссовки на босу ногу и, пошатываясь, медленно идет по освещенной фонарями дорожке. Он все еще слаб, а потому, добравшись до ворот, в изнеможении прислоняется к ним плечом и осматривается.
- Он не мог… Не мог со мной так поступить…
Сехун зачесывает волосы назад и, не опуская руки, смотрит вправо-влево.
- Надо позвонить, – но внутренний голос подсказывает, что уже бесполезно. Они не вернутся. Теперь он один. Навсегда. И дело не в том, что у него забрали сына. Почему-то стоя здесь и всматриваясь в темноту улицы, Сехун понимает, что альфа ни за что бы так не сделал. Он не увез бы Лу без предупреждения. Но что-то случилось. Некстати вспоминается так резко замолчавшая сирена. Колени подгибаются и Сехун опадает вниз, безвольно упираясь спиной в ворота.
- Лу…
Он смотрит перед собой, не понимая, почему изображение перед глазами расплывается, и что за вода бежит по щекам. Его оставили одного. Навсегда.
- Слышишь, как пахнет?
В другой день подобный комментарий заставил бы Сехуна вздрогнуть и убежать. Но сейчас ему просто плевать. Он видит двух альф, застывших в нескольких метрах от него, но не собирается ничего делать.
- Странный он какой-то. Пошли лучше отсюда.
- С ума не сходи. Ясно же, что у него течка. Вышел за помощью. Надо помочь бедолаге.
- И кто из нас еще сумасшедший? К черту тебя! Я пошел.
- Ну и катись!
- Слушай, не лезь к пацану.
- Иди уже. Достал!
Сехун все-таки нервно дергается, когда альфа опускается на одно колено перед ним.
- Привет, – он приподнимает лицо омеги за подбородок и заглядывает в стеклянные глаза. – Ты под кайфом что ли?
- Отвали.
Ему надо узнать, где Лухан. Он пытается встать, но рука альфы останавливает его, беря за запястье.
- Ты куда? Если не хочешь, я принуждать не буду, но…
Сехун хватает его за волосы и, резко дернув, бьет лбом о ворота.
- Сука, ты че, мать твою, делаешь?! – альфа обхватывает голову и злобно зыркает на ошарашенного самим собой Сехуна.
- Я… не специально, – тело среагировало прежде, чем он понял, что творит. Он успел испугаться. Ему не нравится, когда его трогают. Он не хотел. Так получилось. И теперь альфа в бешенстве. От этого взгляда у Сехуна внутри все леденеет.
- Не специально?! Ты так шутишь?! Думай, прежде чем делать! – он хватает омегу за футболку и дергает, притягивая к себе.
- Не надо, – успевает выдавить Сехун, когда его рывком ставят на ноги. Все не может повториться. Ведь нет?!
- Гаденыш мелкий! Пошли в дом, – альфа толкает Сехуна во двор, наступая следом. – Иди! Ну же!
Ватные ноги не слушаются, заплетаются друг за друга, Сехун падает, ударяясь локтем о камень, и громко охает от резкой боли.
- Я не буду с тобой спать, – упрямо говорит он, глядя на альфу снизу-вверх, и отползает на спине, отталкиваясь пятками. В ответ слышит самодовольное хмыканье.
- Ты еще спасибо скажешь.


>>> Набор модераторов <<<
 
Директор ЧжанДата: Чт, 15.10.2015, 01:20 | Сообщение # 16
Healer & Killer

ava by me
загрузка наград ...
Администратор
Сообщений: 1407
Offline
- Отцепись! – он бы мог отбиться, но в альфе веса килограмм на 20 больше, а Сехун слишком слаб из-за болезни. Его тело сгребают и как сверток закидывают на плечо. И Сехуну становится по-настоящему страшно. Все повторяется, и он опять ничего не может сделать. Хотя может. Подавляя панику, он быстро решает, чем и как лучше ударить, в зависимости от того, куда его утащат. Но когда альфа поднимается на крыльцо, во двор заруливает машина, ослепляя Сехуна светом фар. Омега видит только темный силуэт, но узнает запах и ему вдруг становится так спокойно. Он позволяет себе расслабиться, безвольно повиснув на плече застывшего от неожиданности альфы.
- Поставь его, – утробный рык на фоне незаглушенного мотора действует на Сехуна успокаивающе. Он просто знает, что здесь и сейчас его защищают, это похоже на идеальное решение задачи по алгебре, где все вдруг сошлось, и неизвестный найден. И Сехун против воли начинает плакать. Когда больше не надо себя сдерживать и искать выход, нервы сдают. Слезы бегут по щекам, Сехун бьет кулаком по спине, заставляя альфу ухнуть.
- Я сказал, пусти его.
- Ты кто вообще?
- Я его муж, уебок!!!
Сехун слышит, как альфа под ним выдает тихое:
- Ох черт, – и его медленно опускают на крыльцо. Через мгновение Сехун оказывается в руках Чанёля, он прижимает его к себе, заглядывает в глаза:
- Ты как?
Омега неуверенно смотрит в ответ и молчит.
- Я сейчас, – Чанёль аккуратно усаживает Сехуна на крыльцо и утягивает за собой альфу, приговаривая:
- Тебе повезло, что в машине сын, иначе…
Сехун не слышит, что было бы иначе. «В машине сын». Господи, что он себе навыдумывал?! Что на него нашло?.. Сехун хочет встать и подойти к авто, но ноги дрожат так сильно, что после нескольких попыток он сдается.
- Сехун!
Чанёль обхватывает его, прижимая к груди, а омега не может оттолкнуть, у него нет сил. Он обиженно вскрикивает:
- Где ты был?!
- Прости.
- Где Лу?
- Он уснул. И, надеюсь, еще не проснулся.
- Ты оставил меня одного!
- Прости. Прости!
Сехун плачет. Чанёль одной рукой продолжает обнимать его, другой вытирает слезы, бегущие одна за другой.
- Не трогай меня.
- Прости, – Чанёль опускает руки, но не отодвигается ни на миллиметр. Его голос глухо трещит, как ломающаяся в грозу ветка иссохшего дерева:
- Я так испугался за тебя…
Пальцы у него в крови, он прячет их в карманы, заметив скользящий вниз взгляд Сехуна.
- Тебя я боялся больше чем его…
Чанёль хватает ртом воздух. Какое-то время он не может говорить. В груди жутко больно. Сегодня днем, пока Лу спал, он ходил к куратору и просил показать фото Сехуна после той ночи и материалы по делу. Он видел, что натворил. Снимки побоев, показания омеги, записи врачей.
- Я знаю, что ты не сможешь меня простить, – Чанёль старается не отводить взгляда, несмотря на то, что ему стыдно и страшно. – И знаю, что не заслуживаю, чтобы ты меня прощал. Но все-таки… Сехун, пожалуйста, прости меня. Прости.
Он какое-то время молчит, надеясь, что услышит в ответ хоть что-нибудь. Хоть одно слово. Даже если это будет брань или проклятие. Что угодно. Но Сехун молчит и не поднимает глаз.
- Я не могу исправить того, что сделал… Я бы хотел, чтобы этого с тобой никогда не случалось. Ты ненавидишь меня, но поверь… я себя ненавижу куда больше, чем ты.
Он снова замолкает, прикусывая губу.
- Скажи что-нибудь. Пожалуйста.
Сехун продолжает молчать, будто ничего не слышал. Он не шевелится, не смотрит на Чанёля и словно почти не дышит.
- Позволь мне остаться с вами…
Минуты тишины сводят с ума. Молчание давит на Чанёля, словно его тело расплющивают прессом. Он знает, что не в праве требовать даже ответа, но ему больно. Он должен что-то сказать, как-то объяснить, попытаться все исправить, если это еще возможно. Но у него нет ни одного аргумента в свою пользу, дело-дрянь.
- Я не дурак, понимаю, что тебе невыносимо находиться рядом со мной. Но разреши заботиться о вас. Пожалуйста. Больше мне ничего не нужно. Когда-нибудь ты встретишь своего альфу. Знаю, что рано или поздно это случится. И… Я не буду мешать. Но Лу – мой. Я хочу быть ему отцом. Всегда. Не запрещай мне этого. Сехун, пожалуйста.
- Ладно.
Чанёль покрывается коркой льда от этого тихого слова.
- Но когда я встречу своего альфу – ты уйдешь.
Их взгляды наконец-то встречаются.
- Я уйду из дома, но Лу я не оставлю.
- Вы сможете видеться.
- Хорошо.
- Хорошо.
И они снова молчат, рассматривая друг друга. У Сехуна сердце бьется в рваном ритме, он не может понять, что чувствует в этот момент. Но альфа больше не выглядит как самый большой кошмар в его жизни. Потому что сложно бояться того, к кому вдруг начинаешь испытывать щемящую жалость.
Чанёль облизывает губы и тихим густым басом шепчет:
- Я хочу, чтобы ты знал кое-что…
Ресницы Сехуна несколько раз делают взмах как крылья взлетающей вверх бабочки. Альфа завороженно смотрит на эту красоту, утопая в омуте встревоженных карих глаз.
- Что? – губы застывают чуть приоткрытыми. Чанёль в который раз ловит себя на мысли, что их розовый цвет сводит его с ума. Ему смертельно хочется их коснуться. Губами, языком, кончиками пальцев, щекой. Как угодно. Но он не сделает этого. Даже сидя так близко, что он видит свое отражение в чужих глазах, даже чувствуя запах, который действует на него как сильнейший наркотик, даже ощущая тепло желанного тела, он все-таки может держать себя в руках. Теперь может.
Бледные руки уводят выбившуюся прядь за ухо. Чанёль невольно сопровождает это движение взглядом, скользит вниз по линии шеи, падает на ключицу, через ямочку перекатывается на вторую, поднимается к острому подбородку, манящим губам, чуть заалевшим щекам, тонкому носу, внимательным настороженным глазам, высокому лбу, светлым растрепавшимся волосам.
- Что? – повторяет Сехун, заставляя Чанёля встретиться с ним взглядом.
- Ты найдешь своего альфу, но для меня… И сейчас, и потом… Как бы там ни было… Чтобы ты не решил… Для меня ты навсегда останешься моим омегой. Просто знай это.
Сехун, не переставая, мотает головой:
- Нет, нет, я не твой.
- Мой, – настойчиво кивает Чанёль. – Я чувствую это, понимаешь? Ты – МОЙ.
- Нет…
Альфа мягко сжимает ладонь Сехуна в своей, а тот забывает ее одернуть, загипнотизировано глядя в подчиняющие его глаза.
- Я не прошу тебя выбрать меня, Сехун. Просто знай, что я… Я буду твоим, даже если ты не захочешь этого. Даже если ты будешь с другим альфой. Я все равно буду принадлежать тебе. Я никуда от тебя не денусь. Я буду тем, кем ты захочешь, чтобы я был. Другом, няней, мужем… тайным любовником…
- Будь для меня незнакомцем…
Чанёль мягко улыбается:
- Ты умеешь выбирать для меня непосильные задачи, – он вздыхает. – Лу я в любом случае не оставлю. Он, наверно, удивится, когда папы начнут делать вид, что даже не знакомы.
- Просто оставь нас…
- Я не могу, Сехун…
В его голосе столько искреннего отчаяния и боли, что сердце Сехуна в очередной раз сжимается от всепоглощающей жалости. Он ругает себя за это мерзкое чувство. Он не должен его испытывать. Не к альфе. Только не к нему.
- Иди за Лу, он должен спать в кровати.
Чанёль молча смотрит на него какое-то время, словно стараясь по глазам прочитать, что у того на уме, потом кивает и уходит к машине. Тори радостно выскакивает из салона и кидается в объятия Сехуна. Омега прижимает его к себе, поглаживая вдоль спины, ему кажется, что он не видел своего друга целую вечность. Когда к крыльцу подходит Чанёль с сыном на руках, Сехун снова беззвучно плачет.
- Что с тобой? Тебе плохо?
- Нет, – омега встает и целует Лу в щечку. – Я думал, вы меня бросили, – признается он.
- Чего? Что за бред?
- Где вы были?
- Ты не видел записку? Я оставил ее рядом с тобой, – Чанёль проходит в приоткрытую Сехуном дверь. – В доме не осталось продуктов, мы поехали в магазин. Что ты выдумал?
- Я испугался…
Чанёль останавливается у лестницы, внимательно рассматривая лицо омеги в темноте.
- Прости. Я должен был разбудить тебя.
Сехун кивает и шепчет:
- Да… Не смей бросать меня без предупреждения.
- Я не собираюсь тебя бросать.
- Я имел ввиду, если берешь с собой Лу. Сам можешь катиться на все четыре стороны.
- Ну супер. Опять начинается, – Чанёль обреченно стонет и ставит на пол пакеты. Один, отличающийся от всех, протягивает Сехуну.
- Что это?
- Подарок, – смущенно отвечает альфа, покачивая на руках зашевелившегося Лу.
- Противогаз?
- Он твоего размера. И… Там еще кое-что. 26Вт, такие тока у копов, поэтому не свети им лишний раз.
Сехун ошарашенно смотрит на Чанёля, сжимая ладошкой новый электрошокер.
- Зачем?..
- Эм… Твой предыдущий тот козел забрал.
- Он мой учитель!
- Неважно! Короче, я подумал, тебе без этой штуки неуютно… Уф… Ненавижу речи толкать. Забей. Если не нравится, выброси, – он резко разворачивает и идет наверх, осторожно нащупывая ногой ступеньки. А Сехун смотрит ему вслед, не замечая, что улыбается.


>>> Набор модераторов <<<
 
Директор ЧжанДата: Чт, 15.10.2015, 01:22 | Сообщение # 17
Healer & Killer

ava by me
загрузка наград ...
Администратор
Сообщений: 1407
Offline
восемь


для тех, кто желает знать наверняка:
песня на звонке Лэя: Edith Piaf – Pardon moi,
а Chao, bambino, sorry - это от Mireille Mathieu


Лэй добирается до дома только поздним воскресным вечером. Устало ввалившись в квартиру, медленно, но уверенно тащится по направлению к кровати, за лямку волоча за собой по полу рюкзак. Он клюет носом, низко опустив голову, прижимая подбородок к ямочке между ключицами, движется на автопилоте, с закрытыми глазами, дышит ртом. Добравшись до пункта назначения, с блаженным стоном падает лицом в одеяло, раскинув руки в стороны, после секундного отдыха поворачивается голову на правую щеку и, сладко зевнув, довольно зажмуривается. Чуть повозившись, чтобы удобнее устроиться, он стремительно, но не резко, как при езде на дорогом спортивном авто по идеально ровной трассе, погружается в долгожданный сказочный сон. В темноту под закрытыми веками проникают легкие цветовые вспышки, превращаясь то в благоухающие цветы, то в прекрасных, разлетающихся стайками бабочек, то в райских птиц с чудесным оперением в стиле шебби-шик. Лэй счастливо улыбается во сне, чуть причмокивая. Мозг сладко мурлычет: пардоне муа сё каприсе дёнъфан, пардон муа, рёвьенъ муа ком аванъ… Песня проигрывается дважды, прежде чем до Лэя доходит, что это вовсе не златокудрые русалки услаждают его слух своими чарующими голосами, а настойчиво гудит телефон. Омега решает, что даже если звонят сообщить, что дом горит и вот-вот его бренное тело после ярких, но недолгих мучений обратится в пепел и будет развеяно весенним ветром по ночному мегаполису, он с радостью сдохнет, но ни за что не проснется. Озарив теплым взором хор единорожек во главе с бледномордой Рарити, Лэй первым запевает на ломанном французском и пританцовывает, чуть громче, чем требуется, выводя «Chao, bambino, sorry», и снова слышит трель телефона.
- ДА?!!! – если не ответить, этот звуковой мусор под ухом никогда не закончится.
- Смешарик, ты охренел?! Наезжал, что мы с Сехуном трубку не берем, а сам туда же.
Лэй молча сбрасывает вызов, вынимает батарею и, невнятно бурча проклятия, испугать которыми сложно даже детей начальных классов, утыкается носом в кровать.
- Смеша-а-а-ари-и-и-и-к-к-к-к!!!
Лэй обреченно всхлипывает, тянется обеими руками к подушкам и затыкает ими оба уха, лишь бы не слышать, как под окном орет альфа. Через пару минут в стену бьют кулаком соседи:
- Че за херня, Лэй?! – вот именно, что за херня? Как вообще узнали, что смешарик это он?
- Нам завтра на работу! Если твой ненормальный сейчас же не заткнется, я копов вызову, понял?!
Понял. Вызывайте скорее! Пусть его заберут уже, и мы все счастливо уснем!!!
- Сме-е-е! Ша-а-а! Ри-и-и! И-и-и-и-ик!
Впервые в жизни Лэй готов заговорить словами, которые ему не дозволяет произносить профессия няни. Он сползает с кровати, на четвереньках подбирается к окну и медленно выглядывает на улицу из-под подоконника, тут же ныряя обратно, едва заприметив Чанёля.
- Я тебя видел, студент! Я знаю, что ты дома! Впусти меня, Лэй.
Омега хнычет от безысходности, кое-как встает и плетется к двери. Пак каким-то чудом уже там.
- Ты чё так долго?!
- Чанёёёёёёль, чего тебе? Я дико устал и хочу спать, – Лэй прислоняется щекой к двери и смотрит на альфу через такую узкую щелочку между ресницами, что не разберешь, открыты у него глаза или нет. Чанёль отпихивает его в сторону, освобождая проход, и без приглашения заваливается в квартиру.
- Есть чё пожрать?
Лэй с грохотом захлопывает дверь:
- Холодильник твой. Пульт от телевизора тоже. Я спать. Меня до утра не кантовать и в случае пожара выносить первым.
- Заметано, – отсалютовав, альфа скрывается в сторону кухни, куда молча, сонно, но живописно указывает палец Лэя.
- Ты знаешь, кто такой Крис? – спрашивает через две минуты Чанёль, кроша бутербродом на постель омеги.
- Знаю, – глухо отзывается Лэй, перекатываясь с закрытыми глазами с одной подушки на другую. – Крис Норман, – зевает. – Рокер из Smokie. Жил по соседству с Элис.
- Какой еще к черту Элис?!
- Именно: Alice, who the fuck is Alice?!
- Не матерись, смешарик. Тебе не идет. И я серьезно спрашиваю, а ты фигней страдаешь.
- Ради бога, Чанёль, уже первый час ночи. Я устал, – куксится Лэй, натягивая на себя одеяло.
- Расскажи, кто такой Крис, – настойчиво теребит его за плечо альфа.
- Фуууух, какой еще Крис?! Крис Пэйн?
- Нет.
- Крис Рок?!
- Нет!
- Крис Эванс?
- Кто это?
- Капитан Америка.
- Кто все эти люди?! Ненавижу Криса!
- «Все ненавидят Криса».
- Серьезно?
- Откуда я знаю, так сериал называется, – бормочет Лэй, снова погружаясь в сон. Чанёль хватает его за плечи и рывком усаживает.
- Этот придурок приперся сегодня и…
- Какой придурок?
- Крис!
- Кто такой Крис?
- Это я у тебя хотел узнать!
- Мне кажется, или наш разговор не клеится? – Лэй плюхается на спину и начинает похрапывать.
- Да не спи же ты! – Чанёль пинком скидывает омегу с кровати. Рука студента успевает захватить одеяло. Свернувшись калачиком на полу, Лэй радостно прикрывает глаза, надеясь на чудо, которого не случается. Пак устраивается рядом.
- Так вот, этот придурок приперся сегодня под вечер, принес свою пуколку в 3 Вт, как будто от нее толк есть, и позвал Сехуна на свидание.
- Круто, – на автопилоте отзывается Лэй.
- Охренел? Сейчас схлопочешь!
- Я про 3 Вт.
- Какой толк от электрошокера в 3Вт?! Курам на смех! Сехуна такой фигней не подкупишь!
Лэй обхватывает одеяло, зажимая его между ног, и в очередной раз зевает, выворачивая челюсть:
- Я бы тоже сейчас не отказался от электрошокера.
- К тебе так сильно пристают?
- Не то чтобы очень. Но ради таких придурков как ты стоит заморочиться!
- Сказал же, не ругайся. Как будто пятиклассник матерный стишок читает.
- Тренер по самообороне!
- Чё?
- Я вспомнил! Крис. Тренер Сехуна по самообороне. Теперь ты свалишь из моего дома?
Чанёль подкладывает одну руку под голову, второй выдергивает у омеги одеяло, закрывая себе ногу.
- Тренер? То-то я смотрю, он здоровый какой-то.
- Сехун о нем хорошо отзывался.
- Серьезно?
- Дааааа. Говорил, что таких красивых самцов в жизни не видел. Что все его эротические фантазии крутятся вокруг члена Криса, как Земля вокруг своей оси. Что каждое утро, залезая в душ…
- Смешарик, я тебя в окно выброшу!!!
- Дык второй этаж. Фигня делов-то.
- Я тебя на девятый утащу. Уж ты мне поверь. Ради тебя поднапрягусь!
- Ок, ок. Прости, – широко разевая рот, тянет Лэй, устраиваясь на плече рассвирепевшего альфы, как на подушке, ничуть не пугаясь его мечущих искры глаз и гневно раздуваемых ноздрей. – Но Сехун правда о нем хорошо отзывался.
- Ну спасибо, утешил, – раздраженно фыркает Чанёль.
- Так ты за утешением пришел? Мог бы и до завтра потерпеть.
- Ну тебя к чертям, Лэй. Спи!
- Наконец-то! Аллилуйя!
- Завтра я тебе устрою!
- Ок, завтра. А теперь заткнись.
Пару минут они лежат в тишине. Потом Лэй произносит еле слышно:
- Так он согласился на свидание?
Чанёль с неохотой отзывается:
- Согласился.
- Когда?
- В среду.
- Мммм…
Еще через несколько минут, прежде чем окончательно провалиться в сон, от которого уже не пробудится до утра, Лэй говорит:
- Ты не переживай, Чанёль. Он же твой омега. Это даже мне со стороны видно. Нормально все будет. Пусть нагуляется. Ты же альфа-0, можешь его и подождать.
Пак тяжело вздыхает и смотрит в потолок:
- Да могу, конечно, но…
Утром Лэй просыпается от того, что его толкают ногой в бок:
- Дурной омега. Плохой омега. Ленивый омега. Корми меня!
- Чанёль, официально заявляю, после сегодняшней ночи, ты мне больше не нравишься.
- Ок, только при Сехуне ничего подобного не ляпни. И корми меня уже.
Лэй потягивается, слегка постанывая от боли во всем теле. Спать на полу было не лучшей идеей. Дурной альфа. Плохой альфа. Ленивый альфа.
- Ты готовишь лучше меня, чего сам не покормишься?
- Мне лень.
- Ну здорово! А я прям излучаю бодрость и желание проявить себя в активных действиях? – в сотый раз зевая, мямлит Лэй, медленно усаживаясь, но тут же падает обратно.
- Ты че улегся, смешарик?
- Я все тщательно обдумал. И…
- И?
- И решил, что завтрак готовишь ты.
- Чёй-то?!
- В наказание за вчерашнее.
Чанёль смущенно почесывает нос и с неохотой поднимается:
- Ок, твоя взяла.
- У-ху, еееее… – с энтузиазмом человека под общим наркозом отзывается Лэй, вполглаза досматривая последний сон.
- И это… Сехуну не рассказывай, что я у тебя ночевал.
- Да ему плевать.
- «Не говори так»!
- ОК. Клянусь, что не скажу, если он сам не спросит.
- Все омеги с утра такие милые или это только мне так везет?
- Тебе. Ты у нас счастливчик, – Лэй зарывается лицом в одеяло и мычит еще что-то нечленораздельное, прежде чем снова начать посапывать. Когда с кухни вместо матов начинают доноситься вкусные запахи, омега ведет носом и открывает один глаз наполовину. Лежа на животе, Лэй приподнимается, упираясь предплечьями в пол. Кивком головы он лениво отбрасывает со лба прядь чуть вьющихся русых волос и, сверкая очаровательной ямочкой на щеке, улыбается вернувшемуся в комнату Чанёлю.
- Ты еще не встал?
Лэй болтает в воздухе ногами и, сложив руки перед собой, как ученик на парте, ложится на них щекой. Он молчит и все еще сладко улыбается, медленно поднимая и опуская длинные ресницы. Чанёль, скрестив руки на груди, наваливается плечом на стену и внимательно осматривает омегу:
- А ты ничё так, симпатичный. Пока молчишь.
Лэй хмыкает:
- Ты это к чему сейчас?
- Да так. Думаю, может, ну его этого Сехуна. Прилипну к тебе. Ты будешь меня изучать и кормить. А я слушать, как ты храпишь ночами.
- Я не храплю!
- Еще как храпишь! И разговариваешь на французском.
- В любом случае, хрен тебе. Я жду своего прекрасного альфу-0 на белом коне, а ты явно не он.
- Да и ты не омега мечты!
- На том и порешим.
Когда, закончив со всеми утренними процедурами, Лэй плюхается за стол напротив Чанёля, тот дожевывает уже второй сэндвич с курицей.
- Почему ты ждешь именно альфу-0?
- Секрет, – загадочно отвечает Лэй и залпом выпивает стакан воды. – Нам надо выйти через десять минут, чтобы успеть к Лу до того, как Сехун уйдет на работу.
- Ты давно у него работаешь?
- С тех пор, как Лу исполнился год.
- Вы хорошо ладите?
- С Лу? Конечно.
- Я про Сехуна.
- Ааааа… Неее, – Лэй улыбается, – совсем не ладим. Но, думаю, как няня я его устраиваю, раз он до сих пор меня не выгнал.
Чанёль хмурится, пока омега уплетает завтрак:
- Я думал, вы друзья. А ты даже не знаешь толком, кто такой Крис.
- Не уверен, что у Сехуна вообще есть друзья, – с набитым ртом проговаривает омега. – Хотя…
- Что?
- Каждое утро он получает от кого-то письмо по электронке и пишет ответ. Может, он с Крисом переписывается? – Лэй, задумчиво глядя в потолок, вытягивает губы в трубочку.
- Надоел! Если жевать закончил, пошли уже домой.
- Я и так дома.
- Молчать!
- Плохой альфа.
- Дурной омега.
Сехун удивленно разглядывает непрекращающую ругаться парочку, завалившуюся к нему на кухню.
- Почему вы вдвоем?
- Мы провели ночь вместе, – негромко отзывается Лэй, игнорируя шокированный взгляд омеги.
- Лэй! Я же просил! – альфа испуганно смотрит на Сехуна. – Я просто спал у него. И всё! Ничего не было!
- Да мне плевать, – передергивает плечами Сехун и закидывает посуду в посудомоечную машину. Лэй одними губами шепчет Чанёлю: «Ну, что я тебе говорил?», в ответ удосуживается злобного выразительного взгляда: «Смешарик, тебе не жить!». Сехун, оборачиваясь к няне:
- Лу еще спит, разбуди его через час. Позанимайся с ним, чтобы от программы не отстал. И будет неплохо, если вы немного прогуляетесь, хоть на заднем дворе. И с Тори тоже. Вернусь к пяти.
- Ок, – кивает Лэй, устраиваясь поудобнее на стуле с кружкой кофе. – Говорят, тебя в среду не будет. Мне до которого часу рабочий день планировать?
Сехун, зардевшись, отводит взгляд:
- Трепло, – тихо, но отчетливо проговаривает он, не глядя на альфу.
- Че сразу трепло-то? – надувает губы Чанёль. – У меня случайно вырвалось.
- До девяти нормально будет? – спрашивает Сехун, обращаясь к няне.
- 20.40?
- Идет. Всё, мне пора.
Как только входная дверь за Сехуном закрывается, сидевший до этого со скучающим видом Лэй моментально срывается с места и мчится наверх.
- Стоять, студент! Пришел час расплаты! – альфа бежит следом, стараясь ухватиться за ноги, несущие своего юркого хозяина вверх по лестнице. Лэй, проскользив по деревянному полу как по льду, ухватывается за дверной косяк комнаты Лухана и ныряет в убежище. Аккуратно упав на кровать и прижав к себе мальчика, шепчет, самодовольно улыбаясь застывшему на пороге Чанёлю:
- Тихо ты, ребенка разбудишь.
Альфа тяжело выдыхает, сжимая кулаки:
- Добро, кабан, я твой пятак запомнил.
Лэй удобно разваливается на подушках и, поглаживая Лу по волосам, отзывается:
- Разбуди нас через час.
- Вредина! Вот поэтому-то у тебя и нет альфы, – шипит Чанёль, невольно замечая, как слегка напрягается Лэй. Ответа не следует. Омега прикрывает глаза, заботливо укутывая в свои объятия Лу. Пак, смутившись, выходит. Он идет к себе и тоже падает на кровать. И все-таки это странно. Нормальный же омега, не ущербный какой-то, а кукует в одиночестве, штудируя книжки о полумифическом трехпроцентном альфе типа 0. Что-то здесь не так. И Чанёля обуревает любопытство. Весь день он вьется рядом с Лэем, задавая каверзные вопросы, но тот будто ничего не замечает, и то отвечает на все эти глупости, то зависает на середине разговора, а иногда ни с того, ни с сего начинает спать. К вечеру Пак решает, что нет ничего удивительного, что у него нет альфы. Слово «странный» слишком тривиально, чтобы описать Лэя одним словом. К тому же он хоть и симпатичный, но вечно выглядит как укуренный в жопу школьник.
- Слушай, студент, ты, может, не в курсе, но рот надо закрывать, а глаза открывать. А у тебя все наоборот.
- Чего?
- Ничего. Проехали.
Вечером Лэй убегает сразу, стоит Сехуну переступить порог дома. И куда так спешит? Чанёль не успевает об этом подумать, поморщившись от боли – Лу пробует на нем новую прическу, используя на этот раз золотистые заколочки с пчелками. Пак замечает, что заглянувший в гостиную омега подавляет смех при виде детской парикмахерской.
- Отлично получается, Лу.
- Спасибо, пап, – радостно отзывается мальчик, усердно закручивая прядь волос в спиральку. Он так сосредоточен, что даже язычок высовывает; прищурившись, омежка пристально рассматривает, идеально ли равно выглядит пробор и симметричны ли заколочки.
- У тебя волосок выбился, – сдерживая смех, замечает Сехун, падая рядом с сыном на диван и чмокая его в щеку. Пак с ужасом хватает зеркало, находит злосчастный волос и без сожаления выдергивает его. Еще одной попытки переплести шедевр на его головушке он не переживет.
- Ты у меня просто мастер, – хвалит сына омега.
- Еще бы, – хмыкает в полголоса Чанёль, безостановочно переключая каналы, – гены это тебе не фигня какая-нибудь.
- В смысле?
- Да не. Это я так.
Но утром все-таки выясняется. Они завтракают вчетвером. Сын почему-то проснулся рано, и Лэй возобновляет сражение «Лу против каши». Пока со счетом 8:6 лидирует каша.
- Папа, – зовет Лухан, – когда ты купишь обещанный шоколадный торт?
Сехун поджимает губы и молчит, не отрываясь от компьютера. Пак пытается заглянуть ему через плечо и прочитать писанину, но его окатывают таким ледяным взглядом, что желание шпионить сразу пропадает.
- Купи ребенку торт уже, – неуверенно бурчит он, усаживаясь за стол.
- Я бы купил, но из-за некоторых штатских дармоедов, которых приходится кормить, наш семейный бюджет сильно пострадал.
- Хочешь сказать, это из-за меня ребенок без торта?
- Хочу сказать, что пора бы тебе раскошелиться. Ты работать вообще собираешься?
Лэй удивленно смотрит на Сехуна:
- Он же только с плавания. Ты его обратно посылаешь?
- Бога ради, Лэй, какое плавание? – взрывается Сехун, но тут же осекается, глядя на Лу.
Лэй давно все выяснил, но надеялся, что его шараду в значении «кто его после тюрьмы на работу примет» Сехун разгадает. Но тот, кажется, не догоняет.
- А ты кем был … до плавания? – спрашивает няня, запихивая очередную ложку каши в расшалившегося Лу, который кидается в Тори хлебом, звонко смеясь, когда пес ловит еду и облизывается.
- Я-то? – Чанёль улыбается, гордо выпячивая грудь вперед. – Парикмахером!
- Кем?! – вопросительно вскидывает бровь Сехун.
- Парикмахером, – повторяет Чанёль, соединяя и разводя указательный и средний пальцы, изображая ножницы.
- Серьезно? – недоверчиво косится на него Лэй, забывая воспользоваться моментом и впихнуть в мальчика еще одну ложку перловки. Он пытался навести справки на Чанёля по этой теме, но в графе «образование» – прочерк, в графе «прежние места работы» – тоже. А специально выяснять он не стал.
- А что такого? Я, между прочим, отличный мастер! – возмущается альфа. Лэй пожимает плечами и возвращается к миссии «накорми ребенка так, чтобы он этого и не заметил».
- Ни один салон тебя не возьмет, – замечает хмурый Сехун, скрещивая руки на груди. – Ты что-нибудь еще умеешь?
- В смысле?
- Ну кроме как стричь.
- Конечно! Покрасить еще могу. И брови выщипать.
Лэй прыскает смехом, прикрывая рот ладонью. Сехун еле сдерживается, чтобы не огрызнуться матом при ребенке.
- Тогда сегодня будешь красить.
- Тебя? – удивляется Чанёль.
- Забор! – Сехун выходит с кухни и возвращается с ведром белой краски и кистью. – Раз оброка с тебя никакого, будешь барщиной отрабатывать.
- Чего?..
Чанёль удивленно таращится то на ведро краски, то на Сехуна.
- Изгородь, говорю, покрась! Понял?
- Теперь понял…
Пак прежде и не замечал, что ограда у них такая резная, такая высокая и такая, мать ее, длинная. Утреннее солнце уже порядочно припекает. Альфа представляет длинный день, который он проведет за монотонным занятием и грустно тяжело вздыхает. Заслышав шаги за спиной, он оборачивается. Лэй с Лу на руках проходит через двор и останавливается рядом с ним.
- Мы переоделись в старые футболки и готовы тебе помогать, – улыбается омега.
- Серьезно? – удивляется Чанёль, вспоминая тюремные правила, что если хочешь, чтобы кто-то другой за тебя батрачил, отстегни ему чего-нибудь. – И что ты за это попросишь?
- Мир во всем мире и новорожденного единорога, говорящего на французском.
- Ты же понимаешь, что это абсурд?!
- Конечно, – еще более грустно, чем минутой ранее Чанёль, вздыхает Лэй.
- Слава богу. Новорожденные не разговаривают. Это все знают.
- Но помечтать-то можно.
До обеда они не успевают покрасить даже треть. Вечно отвлекаясь то на шутки, то на «всё, перекур», то на «а я рассказывал, как…». За разговором, конечно, дело идет веселее, но Пак, пока рассказывает, активно жестикулирует, тут не до покраски. А Лэй, что когда слушает, что когда рассказывает, красить в принципе не может. Он вообще больше одной программы одномоментно выполняет с трудом. Поэтому большую часть работы делает Лухан. Правда вместо забора он закрашивает Тори, зато ровно и густо.
- Сехун нас убьет, – шепчет Лэй, осматривая собаку.
- Только если заметит, – заговорщицки отзывается Чанёль. – Знаешь, как говорили у нас… на корабле. Нет тела – нет дела. Скинем его за борт.
Тори, словно понимая, о чем говорит альфа, чуть рыча, скалит зубы.
- Я не могу. Я в Гринписе состою, – отвечает Лэй.
- Захрена тебе это?
- Они поездки со скидкой организуют. И на корпоративах вкусная еда.
- Ясно. Чё с псом делать?
- Предлагаю делать вид, что так и было?
- Боюсь, у нас не проканает.
Лухан, не выдержав, указывает пальчиком в противоположный конец двора:
- Шланг с водой там.
- Точно! – хлопает в ладоши Лэй. – Сехун Тори обычно из шланга моет!
- Поздравляю тебя, смешарик, ты балбес, – резюмирует Чанёль, закрывая банку с краской и опуская кисточки в ведро с водой. – Мог бы и сразу догадаться, – он смотрит на погрустневшего пса:
- Че, сразу пойдем его топить или сначала пообедаем?
- Лу надо поесть, – уверенно отзывается няня и берет ребенка на руки.
- Шоколадный торт? – с надеждой в голосе спрашивает мальчик.
- Ох, детка, боюсь, что нет.
Пока они готовят обед, учат Лу с помощью салфеток изображать моржа, держать ложку на кончике носа и крутить палочку для еды тремя пальцами (с условием «не рассказывай папе-омеге»), отдыхают после тяжелого приема трапезы за просмотром мультиков про Аладдина, краска на шерсти Тори успевает засохнуть окончательно и бесповоротно.
- Ну че, в бой? – разворачивая кепку козырьком назад, говорит Чанёль, готовый вести свою команду из вечно сонного омеги и ребенка с больной ногой в наступление.
Тори носится от них по двору, как оголтелый. Сбивает все на своем пути, переворачивает банку с краской, пачкается в ней окончательно, покрывает весь двор следами белых лап, слыша за спиной «А вот это Сехун точно заметит!».
Когда Сехун возвращается с работы, то находит во дворе двух перепачканных в краске и мокрых омег, одного полуживого альфу, тяжело дышащего, лежа на траве, и чистого и счастливого пса, греющегося в лучах вечернего солнца, развалившись на крыльце.
- Вы чего тут устроили? – ошарашенно осматривает разбомбленный двор Сехун, вылезая из машины. – Нас ограбили? Был ураган?
- Вызови скорую, – хрипит Чанёль. – Я сейчас сдохну…
- Тогда не вызову.
- Меня не жалеешь, ребенка пожалей, – ворчит Пак, натягивая кепку на лицо. Сехун переводит взгляд на сына:
- Лу? Ты как?
Мальчик широко улыбается, прижимаясь к обессиленному Лэю:
- Нормально, пап! Было весело, – и звонко смеется, заставляя рассмеяться в ответ няню и Чанёля, даже Тори радостно взвизгивает. Сехун уходит в дом с неприятным ощущением, что пропустил сегодня что-то важное.
Вечером, когда он моет Лу, спрашивает:
- Так чем вы занимались во дворе?
- Красили забор. А еще… Мыли Тори, – Лу очаровательно морщит носик, расплываясь в улыбке.
- Тебе понравилось? – осторожно интересует Сехун, намыливая сыну волосы и делая из них прически. Лу смеется, глядя на себя в зеркало.
- Понравилось! – наконец, отвечает он, играя с резиновой уточкой. – Папа смешной.
Сехун замирает:
- М… Тебе хорошо… с папой-альфой?
- Да! – слишком быстро, по мнению Сехуна, отвечает Лу, погружая игрушку в воду. Мальчик смотрит на омегу и шепотом спрашивает:
- Он же не уедет? Я сегодня снова баловался. Лэй сказал, что я балуюсь…
- Ты не должен баловаться.
- А папа меня никогда не ругает.
- Поэтому он тебе нравится?
Лухан молча мотает головой из стороны в сторону.
- А почему?
Пожимает плечами.
- Он сильный, – и поднимает над собой ручки, как в детской игре «я в домике». Сехун понимает, что хочет сказать сын. Он ревнует Лухана.
- А если мы снова будет жить вдвоем?.. Как раньше?
- Почему? – удивляется Лу, отвлекаясь от уточки. – Папа все-таки уедет? Он вернется? Его долго не будет? Пусть не уезжает! Скажи ему, я буду хорошо себя вести. Я не буду баловаться. Скажешь? Скажи, пааап. Еще я могу подарить ему одну из своих уточек. Только не Бранни, – он притягивает к себе любимую игрушку. – Но если он скажет, что хочет именно Бранни… – Лухан горестно вздыхает, грустно глядя в утиные глаза.
- Не скажет, не беспокойся, – заверяет его Сехун. – Закрывай глаза, мне надо смыть шампунь.
Ночью Сехун плохо спит, думая о слишком быстро привязавшемся к альфе сыне. Проворочавшись до рассвета, весь день потом чувствует себя как вареный. В голове гудит. На совещании он старательно делает вид, что слушает, а сам клюет носом. Вернувшись домой, Сехун впадает в легкий ступор от вопроса Лэя, что он сегодня наденет на свидание. Он напрочь успел об этом забыть. Ему хочется позвонить Крису и все отменить. Но тот первым присылает сообщение, что заедет через 15 минут.
- Ох, черт, – обреченно вздыхает Сехун, глядя на себя в зеркало. Должен ли он принарядиться? Он промакивает волосы полотенцем, рассматривая свое отражение потухшим взглядом. Он не кажется сам себе привлекательным. Худой, бледный, безэмоциональный. Тонкие черты лица, холодная аура, зажатость. Почему Крис его пригласил?
Сехун едва успевает выключить фен, когда в комнату заглядывает Лэй.
- Ты еще не одет?
- Нет…
- Слушай… Не мое дело, но… Ты его в дом не запускай. Не нравится мне, как Чанёль выглядит.
Сехун недовольно косится на няню, влезая в брюки.
- Предлагаешь мне его на пороге держать?
Лэй пожимает плечами:
- Я просто предупредил. И… к этим брюкам подойдет воооон тот красный джемпер с белой рубашкой, а не этот желтый… Но это я тоже… просто предупредил.
- Эм… А не будет выглядеть, что я… Слишком стараюсь.
- Нет. Тут до слишком… еще далековато, короче.
Следуя совету Лэя, Сехун выходит из дома, когда Крис заезжает во двор. Но Чанёль все равно высовывается следом.
- Ты надолго?
- Не твое дело.
- Сложно ответить?
Омега одаривает его раздраженным взглядом. Крис выходит из машины и кивает Паку:
- Привет.
Чанёль в ответ закатывает глаза и не отзывается. Крис, ухмыльнувшись, переводит взгляд на Сехуна, тихо здоровается и распахивает перед ним дверцу автомобиля. Омега садится, стараясь не смотреть на Чанёля, провожающего его взглядом. Совершенно некстати всплывают сказанные в запале «Ты мой. Я чувствую это, понимаешь?». Сехун в это верит и не верит одновременно. Он смотрит на вернувшегося в машину Криса и улыбается, когда тот говорит:
- Ну что? Поехали?
Сехун незаметно рассматривает альфу, пытаясь по одежде понять, куда он его повезет. Когда в воскресенье тренер попросил сходить с ним на свидание, Сехун жутко смутился. Настолько, что не смог сразу отказаться. Не то, чтобы он хотел пойти куда-то с Крисом (или с кем-то другим). Но его сто лет никто никуда не приглашал. От неожиданности у Сехуна в мозгу что-то взорвалось, и он молчал, хлопая глазами, пока Крис объяснял, что это «просто ужин», «просто проведут время вместе», «просто он хочет загладить свою вину перед омегой». Просто… А для Сехуна все очень сложно. Ему не хватило духу отказать. Он за столько лет привык слушаться Криса и доверять ему. Это чуть ли не единственный альфа, с которым он общается и которого почти не боится. И теперь, сидя в машине рядом с ним, Сехун чувствует волнение, но ему не то, чтобы сильно страшно. И он думает, что, может быть, все не так плохо. Что если уж пытаться начать восстанавливать себя и свою жизнь, то почему бы не с помощью Криса. Он внимательный и осторожный, не позволяет себе грубостей, не бывает резким, даже шутки и смех у него какие-то плавные, не то, что у этого лопоухого комика-самоучки, от которого не понятно, чего ждать. Крис не такой. Он предсказуемый, надежный, спокойный. Подсознание выдает следом «скучный», но Сехун отмахивается от этого слова, как от назойливой мухи.
- Куда мы едем? – спрашивает он, чтобы прервать затянувшееся молчание.
- Я подумал, что тебе не захочется идти туда, где много людей.
Крис его хорошо понимает.
- И что после работы тебе будет приятно побыть в непринуждённой обстановке.
Сехун невольно улыбается.
- Ты любишь мясо? Если сейчас выяснится, что ты вегетарианец, мне придется спешно продумывать план Б, – хмыкает Крис, поглядывая на омегу.
- Мы едем в кемпинг-центр на барбекю?
- Как ты догадался?
- Вы как-то говорили, что вам там нравится.
- Не думал, что ты запомнишь.
Сехун незатейливым жестом прикрывает губы рукой, чтобы скрыть довольную улыбку. Может, вечер не будет для него такой уж пыткой, как он заранее представлял.
Место, куда Крис его привозит, очень красивое. Они останавливаются у реки, рядом с палаткой в виде навеса и деревянного настила пять на пять.
- Нравится? – спрашивает Крис, когда они спускаются к воде и Сехун завороженно осматривает пейзаж. Устремленные ввысь сосны, голубое чистое небо, галькой усыпанный берег, волны, искрящиеся в свете весеннего солнца.
- Очень, – выдыхает Сехун, в очередной раз не в силах подавить улыбку. – Спасибо, что привезли меня сюда.
Альфа коротко кивает, пряча ладони в карманы джинс. Они недолго любуются видом, подставляя лица приятному ветру, вдыхая речной воздух, пропитавшийся запахом сосен и травы, согреваясь в лучах вечернего солнца.
- Ты отдохни пока, а я займусь мясом, – говорит Крис, вырывая Сехуна из легкого приятного транса.
- Можно я помогу чем-нибудь?
Альфа смотрит на него, словно что-то решая, потом кивает:
- Хорошо, пойдем, – и жестом просит пройти первым. Сехуну нравится его обходительность. Крис такой же и, вместе с тем, не такой, как на занятиях. Он все также последователен, учтив, чуток и точен, но вместо тренера, раздающего указания и контролирующего процесс, рядом с Сехуном сейчас мужчина, который заботится и ухаживает. От понимания этого у омеги щекочет под ребрами, волнительно и приятно.
Они вместе готовят ужин, Сехун нарезает овощи и раскладывает закуски, пока Крис колдует у огня. Альфа мастерски выводит его на разговоры, заставляя рассказывать то о собаке, то о работе, то о предпочтениях в еде. Он незатейливо кидается в него вопросами, которые словно вытекают один из другого, и Сехун не замечает, как за полчаса успевает рассказать ему о себе больше, чем кому бы то ни было за последние годы. Он вдруг замолкает, когда осознает это, смотрит на Криса, который прекрасно понимает, почему омега смутился.
- А вы не промах, – с легкой обидой в голосе говорит Сехун, чувствуя себя слегка обманутым, что его развели на разговор без его на то согласие. – Вы хороший психолог, да?
- Нет, – Крис выкладывает на тарелку мясо и тушит огонь. – Просто ты мне интересен.
Сехун вспыхивает до кончиков волос и поспешно отворачивается. Крис делает вид, что не замечает этого.
- Ты, должно быть, сильно проголодался. Давай есть, пока не остыло.
И за едой, словно отрабатывая должок, Крис рассказывает о себе. Немного о семье, с парочкой проверенных временем шуток, но без особых деталей, немного о своих привычках и любви к кемпингу, чуть больше о том, почему стал тренером по самообороне, как учил соседского омегу, когда был старшеклассником, и как гордился его результатами, и о том, как открыл свой зал.
- Прогуляемся? – спрашивает он, когда с ужином покончено. Они идут вдоль реки, все также болтая и кидая блинчики. Сехун немного расслабляется, хотя и не может совсем отпустить ситуацию и просто отдыхать. Он все время немного напряжён, но Крису каким-то чудом удается заставить его улыбнуться. Еще раз, и еще. Сехун украдкой кидает на альфу оценивающие взгляды, стараясь разгадать его, веря, что есть в нем какая-то загадка, но ее нет. Никакого скрытого смысла или подвоха.
Когда начинает темнеть и от воды веет прохладой, Крис накидывает на плечи омеги пиджак.
- Не надо.
- Не спорь, пожалуйста.
В Сехуне борются отработанная на тренировках привычка беспрекословно слушаться этого человека и желание не подпускать к себе никого.
- Почему вы меня пригласили? – не выдерживает Сехун. Он останавливается и требовательно смотрит на Криса. Альфа, даже взирая сверху вниз, умудряется смотреть исподлобья. Он едва заметно пожимает плечами, настолько неловко, что это не вяжется с его видом уверенного в себе харизматичного парня.
- Я не знаю, – честно признается он, чуть раздвигая губы в улыбке. – Захотелось.
Сехун недоуменно смотрит на него. Он не умеет вести завуалированные беседы, говорить полунамеками, флиртовать, напрашиваться на откровения. Он не научился читать между строк, вытягивать информацию из контекста, принимать заботу вместо слов и признаний. Он не знает, что делать с ухаживаниями и как на них отвечать, за что благодарить, а что принимать как должное. Но прямо сейчас ему так хочется, чтобы ему сказали что-нибудь до дрожи приятное, нашли для него слова, которые могут согреть изнутри, вселить надежду, что и для него еще не все потеряно. И Крис все это прекрасно знает. Он столько лет работает с испуганными и неловкими омегами, борющимися с самими собой. Он умеет безошибочно определять по глазам все их мысли на этот счет. И он мог бы сказать ему сейчас столько чудесных слов, мог бы сделать счастливым всего двумя предложениями. Он знает, как, но он не будет. Потому что Крис его не любит. Это настолько очевидно и неоспоримо, что альфе даже обидно. Но Сехун ему действительно нравится. Настолько, что он не желает ему врать, прикрываясь красивыми словами. Настолько, что он хотел бы о нем заботиться. Настолько, что, как бы ни старался, не может перестать о нем думать.
- Ты мне очень нравишься, Сехун. Но ты мой ученик, поэтому, кроме ужина и прогулки я ничего не могу тебе предложить.
И это чистая правда. Крис бы с удовольствием наплевал на свои принципы, но именно на них завязана его работа. И он не хотел бы разочароваться в себе.
- Я вам нравлюсь? – переспрашивает охрипшим голосом Сехун. Он не знает, чего ему хочется больше: поверить в это или срочно сбежать.
- Не относись к этому серьезно, Сехун-а. Сегодня я позволяю себе слабость. Поэтому тебе придется быть сильным за нас обоих.
Сехун совсем не понимает, о чем ему говорят. Он запомнил только, что нравится этому сильному, излучающему уверенность альфе, рядом с которым он обычно чувствует себя в безопасности. Он смотрит на Криса с тем прелестным волнением, что бывает в глазах у юных влюбленных. И он начинает нравиться альфе еще чуточку больше.
- Я собираюсь взять тебя за руку, Сехун, – нет ничего глупее, чем предупреждать о подобном. Но он не хочет напугать омегу, и Сехун ему за это благодарен. Крис делает осторожный шаг навстречу, замечая, что тело омеги словно деревенеет, а взгляд становится настороженным.
- Я не обижу…
И Сехун готов разреветься. Он опускает голову и закрывает глаза. Чувствует, как его пальцев касаются чужие, легонько, едва ощутимо. Кончики пальцев скользят вверх по ладони, большой палец поглаживает костяшки. Ладонь Криса почти полностью закрывает руку Сехуна. Омега кажется себе из-за этого хрупким и маленьким, но защищенным. А это приятно. Ощущение доверия и защищенности – для него нет ничего чудеснее. И когда Крис переплетает их пальцы в замок, Сехун чувствует, что в груди у него разливается что-то горячее, словно кто-то под ребрами опрокинул стакан чаю, так жарко. Слезы брызгают из глаз. Сехуну стыдно, но он не может их остановить. Крис говорит:
- Прости, – но руки не убирает. Наоборот, подходит еще чуть ближе, дожидаясь, пока омега уткнется лицом ему в грудь. Тогда он его обнимает свободной рукой и позволяет выплакаться.
Сехун ему нравится. Очень-очень нравится. В эту секунду Крис решает, что обязательно дождется дня, когда омега сам возьмет его за руку. Он будет нежным и терпеливым. Он вытащит Сехуна из его затянувшегося кошмара.


>>> Набор модераторов <<<
 
Директор ЧжанДата: Чт, 15.10.2015, 01:23 | Сообщение # 18
Healer & Killer

ava by me
загрузка наград ...
Администратор
Сообщений: 1407
Offline
девять


Крис говорит:
- Бей резче, – и Сехун простреливает воздух кулаком, по ошибке вкладывая в удар слишком много силы. Уклоняясь, тренер отступает в сторону, легко и непринужденно, словно исполняя танцевальное па. Сехун проскальзывает мимо него и по инерции заваливается вперед. Едва ощутимым, почти издевательским толчком в спину его «провожают» дальше, омега пролетает пару шагов и, запнувшись, позорно расстилается во весь рост на полу.
- Еще раз, – властный голос, не терпящий возражений, сухо звенит откуда-то сверху. До крови содранная на ладошках кожа горит огнем. Сехун перебарывает себя и, закусив губу, встает, но головы не поднимает, пряча лицо за длинной растрепавшейся челкой. Жгучие слезы обиды готовы брызнуть из глаз. И то, что его больше часа раз за разом грубо опрокидывают на пол, здесь ни при чём.
- Черрррт, – почти беззвучно воет Сехун, привыкая к боли, синяком разливающейся по спине, когда его небрежно перебрасывают через плечо и роняют на жесткий мат.
- Еще раз.
Он встает, но через минуту его вновь ждет встреча с полом и очередная ссадина на руке.
- Еще раз.
С каждой последующей попыткой удары Сехуна становятся всё слабее и всё более неловкими.
- Еще раз.
- Не могу больше.
- Еще раз!
Психанув, омега раздраженно бьет кулаком по мату, поднимая в воздух, подсвеченный солнцем, словно прожектором, столб пыли, и резко вскакивает. После их свидания прошло больше недели. Пылинки танцуют в солнечном свете. Сехун жмурится и взглядом избивает тренера, который все эти дни ведет себя так, будто их встречи у реки не было.
- Нападай.
Сехун успевает только развернуться, когда чувствует, как большая ладонь впечатывается ему в грудь, вышибая воздух из-под ребер. Завтра выходные. А Крис так никуда его не пригласил. Сехун сдавленно хрипит, прикладывая руку к ушибу, и обессилено опускается на колени.
- Ты чересчур медлителен сегодня. Так нельзя. Давай еще раз.
- Мне нужна минута отдыха, – он выдыхает со свистом и падает лицом вниз, утыкаясь носом в мат. Пахнет потом, мягкой кожей и, почему-то, древесиной. Сехун поверил бы, что их встреча и слова Криса ничего не значили, если бы не два момента, которые не дают ему покоя. Во-первых, теперь после тренировок Крис каждый раз подвозит его домой.
- Вставай!
В глазах чуть темнеет, когда Сехун приподнимается, чтобы сесть. Крис и прежде иногда подвозил его, но может сейчас все иначе? Ведь он сказал, что Сехун ему нравится. Или это лишь пустые слова, сорвавшиеся с губ под влиянием момента?
- В каких облаках ты витаешь? О чем только думаешь? – не скрывая раздражения, бубнит Крис, пока омега медленно встает, радуясь, что его щеки и без того разгорячены тяжелой тренировкой, и внезапный румянец смущения незаметен.
О чем он думает?
- Еще раз.
Именно. Пригласит ли Крис его еще раз? Вот о чем все его мысли.
- Давайте закончим на сегодня, – устало просит Сехун. Он, как ни старался, не может сосредоточиться на тренировке, и нет ни малейшего желания продолжать зарабатывать новые раны. Ради чего все это терпеть? Он обижен. Совсем как маленький. И разочарован. Как если бы был влюблен. Он доверился Крису, а оказалось, с ним «просто провели время». А чего он, собственно, ожидал? Его же предупреждали.
- Еще раз.
- Нет, – Сехун впервые противится тренеру. Он замечает удивленно изогнувшуюся бровь. Катастрофически неловко за свое ребячество, но и притворяться, что все нормально, сил больше нет. Омега неловким капризным жестом смахивает со лба слипшуюся от пота челку, не зная, что выглядит при этом очаровательно. Ему не известно, что его сладкий запах давно пропитал все вокруг, практически лишая альфу рядом с ним самообладания, что тот из последних сил держится только за счет того, что приказывает себе помнить, насколько раним и хрупок омега, которого он, наконец-то, решился называть «своим», пока только мысленно, но уже неоспоримо.
- Я ухожу, – раздосадовано фыркает Сехун, непроизвольно облизывая жгуче-соленые губы. У него не получается в этот момент не посмотреть на губы тренера и не подумать: «Интересно, какие они на вкус?». Он не грезит о поцелуях, для него это еще слишком смело и пугающе, но ему всё-таки нестерпимо любопытно, что будет, если коснуться губами губ. От внезапных сладких фантазий аккуратный ротик сам по себе слегка приоткрывается. И Крис мысленно матерится в голос – пламя пробегает снизу вверх, застревая в горле. Тренер словно невзначай отходит на шаг. Этот мальчишка даже не представляет, какую власть имеет над альфами, как умеет подчинять, делать безвольными, душу выворачивать наизнанку. И, слава богу, он не догадывается, что от одного его взгляда с поволокой Крис оказывался сегодня в нокауте куда чаще, чем Сехун падал на пол. Чертовски сложно заставить голос не дрожать:
- До конца занятия еще три минуты.
- Нет, – омега поворачивается к Крису спиной. – Я устал, – и, вспоминая о приличиях, «через не хочу» добавляет:
- Простите.
- Обманщик.
Сехун невольно вздрагивает от интонации, с которой говорит тренер. Усмешка и умиление. Так говорят с детьми.
- Две минуты.
Звук приближающихся шагов будоражит Сехуна так сильно, что дыхание перехватывает. Удивительное дело – волосы на затылке шевелятся, кожа на шее словно приподнимается, вдоль позвонков бегут мурашки, посылая по всему телу электрические разряды. Так не должно быть. Они ведь не первый год знакомы. И никогда такого не было.
Раньше все было просто и понятно. Был Сехун и был тренер Крис. А теперь все сломалось и перепуталось. Ну и кто они друг другу?
Сехун слышит ровное дыхание альфы у себя за спиной. Они стоят настолько близко, что, если развернуться, можно, как в тот вечер, уткнуться лицом в широкую грудь, позволить обнять себя и почувствовать странную, но приятную смесь из ощущения умиротворения и возбуждения.
- Одна минута.
Помимо того, что тренер теперь подвозит Сехуна домой, есть еще один момент, из-за которого омега не может поверить, что признания Криса – пустышка. Когда время тренировки истекает, альфа говорит:
- Занятие окончено.
Он подходит к Сехуну, заботливо, но властно притягивает к себе и обнимает. И это настолько ошеломительно приятно, что Сехун с утра до вечера только о том и думает, ходит как пьяный, натыкаясь на все углы, постоянно вспоминает, как в нежных объятиях ему тепло и уютно, как в этот момент все кажется безоговорочно правильным. Словно его изуродованная жизнь, которую он терпеть не может, вновь обретает смысл и краски. И он становится почти счастливым, хоть и ненадолго, но по-настоящему. Но как же страшно, что Крис с ним только играет.
- Ты влюбился? – спрашивал его Сухо, когда всегда внимательный стажер вдруг то и дело начинал подвисать с глупой улыбкой на лице.
- Н… нет, – смущенно хлопал ресницами Сехун, думая, что это всего лишь временное помешательство. Просто рядом с ним слишком давно не было человека, которому он хотел бы и мог довериться. Он изголодался по простому человеческому теплу. Даже объятия – для него это значительнее, чем большинство людей может представить. Объятие – это целый мир. Этот тот самый Большой взрыв, с которого зарождается новая Вселенная.
В первый раз, когда его обняли после тренировки, омега опешил от удивления и смутился. Во второй – воспринял спокойнее, но радостнее, все внутри рвалось навстречу сильным рукам. В третий – он уже ждал этого с нетерпением, как заслуженный приз, как то, что принадлежит ему по праву. А сегодня… Господи, пусть эта минута закончится поскорее! Ему страшно, что Крис обиделся и не обнимет его.
- Занятие окончено.
Сехун напрягается, прислушиваясь. Какое-то время ничего не происходит. Крис к нему не прикасается. Не предпринимает даже попытки. Омега чувствует, как в груди что-то с болью сжимается, и прикладывает ладонь к сердцу. Какой же он идиот!
- Я твой учитель, Сехун.
- …знаю.
- И во время занятий веди себя со мной как ученик. Хорошо?
- Хорошо.
- Я серьезно.
Сехун не отвечает. Щеки пылают. Ему стыдно за себя, но еще больше он зол на Криса. Зачем вообще надо было все это начинать?! Так нечестно! Несправедливо!
- Мне пора, – голос хрустит, как разломленная сухая ветка, выдавая все мысли омеги с потрохами. Крис по-доброму хмыкает, разворачивая Сехуна к себе лицом.
- Я отвезу тебя.
- Не надо, – омега обиженно отпихивает его, толкая ладошками в грудь. Тренер снисходительно смеется и затягивает Сехуна в объятия.
- Глупый ребенок, – он позволяет себе коснуться губами виска омеги. Это даже не поцелуй, почти невесомо и целомудренно, но для них двоих это большой жест. Потому что Сехун чувствует все иначе. Он лихорадочно сканирует свои ощущения, прислушиваясь к голосу тела, и чуть ли не вскрикивает радостно от облегчения, понимая, что – все хорошо. Он расслабляется. Самую малость. Но этого достаточно, чтобы Крис понял – еще один рубеж пройден.
- На занятиях, эти полтора часа – я твой тренер. Но всё остальное время – просто твой.
Что? Сехун стоит, не поднимая глаз. Что ему только что сказали?! Как это понимать?! Он молчит, просто не представляя, что ответить. Крис обнимает его немного крепче.
- Я не хочу тебя напугать или обидеть, Сехун. Но мне сложно не форсировать события. Поэтому не провоцируй меня лишний раз. Дай нам обоим время привыкнуть.
- К чему привыкнуть? – несмело поднимает глаза омега. Крис прижимает его к себе осторожно, словно он фарфоровый. Низкий густой голос звучит у Сехуна где-то под кожей, резонируя, разносится с кровью по венам, шумит в ушах. Омега слабеет, когда слышит:
- К тому, что мы теперь вместе. Или ты против?
Вместо ответа Сехун доверчиво смыкает ладошки на спине тренера, впервые в полной мере отвечая на объятие, и утыкается носом ему в плечо, прислушиваясь к довольно-удивленному возгласу альфы.
Крис пахнет потом, кожей - как кожаные куртки, - и молотым кофе. И еще его природный запах альфы, чарующий и успокаивающий. Так должны пахнуть герои сказок Шахерезады, их современные прокаченные версии. Запах полуденного разгоряченного солнцем воздуха, пропитанного ядрёными специями и сладкими благовониями. Запах прохладного, пахнущего ночным морем ветра, ласково бьющего в лицо, пока ты на полной скорости мчишься на мотоцикле, обхватив руками впередисидящего, того, кому доверяешь настолько, что разрешаешь прибавить газу, пока любуешься проносящимся мимо пейзажем. Для Сехуна это все Крис. Одновременно опасный и надежный, загадочный и предсказуемый, чужой и такой родной. Он то, что ему нужно. И как он раньше этого не понимал? Вся информация, все, что ему нужно знать – в этом запахе.
Сехун сам удивляется, откуда в нем вдруг столько наглости: он ведет носом вдоль шеи альфы, шумно втягивая в себя глубокий пряный аромат. Прежде он делал так лишь однажды. Со своим «истинным». И потом жалел, что не делал этого каждый день, каждый раз, когда видел его. Они, конечно, были слишком молоды, но у Сехуна колени подгибались и в глазах темнело, даже когда они просто стояли рядом.
- Очень редко кто-то встречает свою пару в столь юном возрасте, – говорил отец за ужином. Их было семеро: Сехун, его родители и его альфа с семьей (родители и младший брат-омега). Свет ламп весело подмигивал, отражаясь от бокалов с вином в руках взрослых. Трель ночных птиц проскальзывала в столовую через распахнутые настежь окна. А пальчики тряслись так сильно, что Сехун не мог ни есть, ни пить, боясь выдать свое зашкалившее волнение.
- Нам повезло, – радостно отвечал его альфа; он заботливо смотрел на Сехуна через стол и улыбался. Омега краснел, его обдавало горячей мощной волной, он задыхался, но отвести глаз не мог.
- Пап, что мне делать? Я веду себя с ним как последний дурак, – ныл он ночами, прячась в объятиях отца-омеги.
- Все нормально. Ты выглядишь очень мило.
- Это не мило! Это глупо! Я похож на идиота! Он решит, что я умственно отсталый.
- Все влюбленные такие. Просто ты первый раз влюбился. И это сразу твой альфа. Похоже, мой сынок родился под счастливой звездой, – отец смеялся, пока Сехун продолжал ругать свою неловкость и стеснительность.
- Он любит тебя, Сехун, это же очевидно.
- Пааап, ну чего ты, – омега закрывался подушкой и скулил что-то трогательно-невнятное, пока в его маленькой детской груди взрывались фейерверки, залп за залпом.
- Пап, скорей бы утро. Я уже хочу его снова увидеть, – но время тянулось мучительно-медленно, растягивая минуты в часы.
- Пап, я до утра не доживу. У меня сердце разорвется. Честное слово, разорвется. Так больно, пап. Что со мной?
- Ты скучаешь, это нормально.
Спасали только телефонные звонки. Его альфа звонил несколько раз за вечер. Иногда они просто молчали. Пока Сехун выполнял домашнее задание. Или практиковал новый танец. Он оставлял телефон на громкой связи. Его альфа слушал шуршание перелистываемых страниц. Вздохи. Звук рубашки, рассекающей воздух, когда Сехун поднимался на носках и делал поворот.
- Тебе пора спать, Се.
- Угу.
- Я позвоню утром, чтобы разбудить тебя.
- М…
- Люблю тебя, Се.
«Вот бы с того света ему разрешили позвонить. Хоть раз». И кроме этого – ни одной внятной мысли в голове на протяжении нескольких долгих месяцев, которые как-то сложились в года. И еще: «Я должен был погибнуть вместе с ним».
«Похоже, мой сынок родился под счастливой звездой». Это мало похоже на правду. Если честно, совсем не похоже. Его звезда была проклята. Но сейчас, когда аромат Криса проникает в Сехуна, смешиваясь с его собственным, омега не чувствует ни вины, ни страха, ни смущения. Ему нравится этот запах, и то, что между ними происходит. Как будто внутри его ожившего тела танцуют всполохи огня. Словно он идет по канату над узким высоким ущельем с торчащими из земли лезвиями острых скал, но точно знает, что не упадет. В его жизни нет никого и ничего надежнее Криса.
Крис нужен ему.
Краснея, омега томно шепчет на выдохе:
- Вы так вкусно пахнете, сонсенним.
- Сехун!!!
Он знает, что делает именно то, чего его просили не делать. Цепляется за альфу, не понимая, что столько лет подавляемые инстинкты, начали прорываться наружу.
- Глупый ребенок, – снова повторяет Крис, отстраняясь. – Домой доберешься сам.
- Сонсенним…
- Ты же не слушаешься меня совсем!
Но когда Сехун, приняв душ, выходит из раздевалки, то даже не удивляется, что Крис уже ждет его, прокручивая ключи от машины на пальце. Он бы понял, если бы всю дорогу они ехали молча, но Крис болтает с ним, как ни в чем не бывало. Омеге даже кажется, что он, напротив, выглядит более довольным, чем обычно.
- Ты свободен завтра? – спрашивает Крис, паркуясь у входа в дом. Он никогда не заходит внутрь, без слов понимая намеки Сехуна.
- Да.
- Хочу кое-куда с тобой сходить. Но, боюсь, это может тебя расстроить…
Сехун напрягается:
- Куда?
- Эм… – Крис неловко потирает шею, опуская глаза, и выглядит по-настоящему смущенным. – Ну… Это… Знаешь… А, забудь! Глупая затея.
- Я пойду! – смеясь, отзывается Сехун.
- Что? Почему?
- Любопытно, что может заставить вас вести себя так странно.
- Не смейся надо мной. Я этого не люблю.
- Простите, – Сехун прикрывается рукой, пряча улыбку. Ему нравится, когда Крис превращается из бравого самоуверенного тренера в простого парня со своими тараканами.
- Мне пора, – наконец, говорит он и тянется за сумкой на заднем сидении.
- Будет слишком нагло, если я попробую напроситься к тебе на кофе?
Сехун надолго застывает в неудобной позе, дотягиваясь до сумки, не решаясь вернуться в кресло.
- Он в доме, да?
И Сехун все-таки разворачивается:
- Вы не чувствуете его запаха?
- Как я могу? С такого расстояния, через стены и посторонние ароматы? – откровенно удивляется Крис. – Ты что его даже так чувствуешь?!
Сехун отрицательно мотает головой.
- Конечно, не чувствуешь, – кивает тренер. – Для этого надо быть супер-героем.
Или альфой-0, мысленно добавляет Сехун. Ему все-таки чуточку жаль, что Крис не может, как этот чертов альфа, хорошо ощущать запахи и слышать самые тихие звуки. Такие способности, вместе с феноменальным умением «чувствовать» Лу и Сехуна, не кажутся омеге чем-то странным, скорее уж наоборот. Это то немногое, что ему действительно нравится в этом дрянном человеке. Было бы здорово, если бы сонсенним… Сехун трясет головой – зачем он вообще их сравнивает? Крис намного (намного!) лучше.
- Почему ты не прогонишь его?
- Что?
- Если ты боишься, я могу это сделать.
- Я не боюсь. Просто не могу.
Крис раздраженно втягивает воздух, раздувая ноздри. Верхняя губа чуть заметно дергается в оскале:
- Почему? Сехун, почему? Нет, я честно пытался понять, но не могу. Это же бред! Черт! Он… он ведь…
- Он отберет у меня сына.
Сехуну требуется всего лишь несколько минут, чтобы рассказать обо всем, что произошло.
- Козлина! – громким шепотом рычит Крис, сжимая руль. У него руки чешутся пройтись по телу этой сволочи кулаками. Чуть успокоившись, он говорит:
- Не беспокойся, я наведу справки. Должен быть выход.
- Думаете, это возможно?
Он пожимает плечами:
- Тебе же как-то удалось засадить его на 6 лет. Практически нереальный срок.
- Это не я. Родители. Судья их друг. Адвокат и прокурор – тоже. Его даже не защищали.
Этого Крис не знал. Но видел, что в приговоре помимо изнасилования значились похищение, удержание в заложниках, избиение, шантаж, вымогательство. Интересно, это правда было так или тоже родители постарались, чтобы срок увеличить? Но не спрашивать же об этом Сехуна.
- Он не… не обижает тебя?
- Что? – омега удивленно смотрит на тренера. – В смысле?
- Что значит в смысле? Сехун! Он… не сделал тебе больно?
- А... Нет, – Сехун задумывается, пытаясь вспомнить что-нибудь плохое. Что-то ведь должно быть. Они же безбожно цапаются каждый день. Сехун в последнее время даже на ночь запирает комнаты, свою и сына. И каждое утро находит Чанёля, терпеливо сидящего под дверью Лухана. Он лишь однажды спросил:
- Зачем это?
- Я тебе не доверяю.
- Супер.
Это Сехун ему так сказал, а на самом деле просто хотел позлить. Потому что этот человек его нещадно бесит. Раньше он испытывал только страх и ненависть. А теперь раздражение и злость их пересилили.
Чанёль, напротив, с каждым днем все спокойнее и мягче. С Лухана пылинки сдувает. Сын его обожает. И Лэй в нем души не чает. Все это злит Сехуна. Прямо до трясучки. Ему очень хочется откопать в памяти нечто ужасное, чтобы пожаловаться Крису, отвести душу, но, как назло, кроме перебранок, обвинить альфу он ни в чем не может.
- Если что, сразу позвони мне.
- Я справлюсь. У меня же есть электрошкер, – улыбается Сехун.
- 3Вт его надолго не вырубят, ты же знаешь.
- Знаю, – кивает омега, любовно думая о своих незаконных 26Вт. – Мне все-таки пора. Лу ждет.
- До завтра, – Крис на прощание тянется к ладони Сехуна и сжимает его пальчики своими. – Я позвоню вечером.
Сердце Сехуна радостно замирает – он позвонит! – и тут же пускается вскачь.
- М, – в знак согласия мычит омега и выпрыгивает из машины. Он все-таки обманул тренера – запах альфы он начинает чувствовать еще на подъезде к дому, а теперь, выйдя из кабины, и подавно. Несильный, но отчетливый аромат, который он предпочел бы не знать. Потому что это лучший запах на свете! Он ненавидит себя за то, что ему это так нравится.
Сехун машет на прощание уезжающему Крису и плетется в дом. Закрыв за собой дверь, он наваливается на нее спиной, сползает вниз, прячет пылающее лицо в ладони, и, игнорируя пришедшего встретить хозяина Тори, тихо бубнит что-то невнятное.
- Ты в норме? – бас звучит как-то грустно. Или Сехуну показалось?
- Не твое дело.
- Иди в душ. Воняешь.
- Отвали.
Прекрасно пообщались! Чанёль уходит наверх и запирается в своей комнате. Запах чужого альфы неприятно щекочет ноздри. Что будет, когда они переспят и Сехун пропитается этим мерзким ароматом? Пак жмурится, отчаянно тряся головой, чтобы избавиться от подобных мыслей. Его это не касается.
Не касается, не касается, не касается.
Сехун может делать все, что пожелает. Он не станет ему мешать. Он же обещал. Ну обещал же.
Чертовы омеги. Господи, как его это все задрало!
Запах альфы с новой силой ударяет в нос – видимо, Сехун поднялся на второй этаж и зашел к себе. Чанёль закрывается рукавом. Невыносимо терпеть. Они обнимались? Крис целовал его? Ему понравилось? Лишь бы альфа его не обидел. Иначе он его убьет. Не задумываясь.
- Паа-ап!
- Иду, Лу!
Чанёль перебарывает отвращение к зависшему в воздухе легкому шлейфу запаха альфы и идет в комнату сына.
- Лэй говорил утром, – словно тайну рассказывает Лу, – что в понедельник мне снимут гипс! Тогда мы сможем пойти на игровую площадку? Да, пап? Ведь правда? Мне очень скучно дома.
Смешарик виртуозный идиот и несет чушь, так обнадеживая ребенка. Чанёль опускается на колени перед сидящим на кровати мальчиком, чтобы их глаза были на одном уровне:
- Лу, в понедельник доктор тебя только посмотрит. И если все хорошо, то гипс снимут. Если нет, побудешь так еще несколько дней.
- Но кости у детей срастаются быстро. Так Лэй сказал.
А Лэй не сказал, что огребет по полной, когда вернется?
- Лу, твой няня не врач, – а дебила кусок, – он студент и не может знать наверняка. Поэтому потерпи до понедельника. Хорошо?
- Мне надоело дома, па-а-ап, – хнычет Лу. Он обвивает ручками шею отца, и Чанёль захлебывается всепоглощающей нежностью.
- Давай выйдем в сад? Хочешь?
- Фи. Опять сад. Не хочу.
- Можем съездить в магазин.
- Мы днем ездили.
- И то верно… А хочешь на набережную? Устроим пикник.
- Пикник? – глазки Лу радостно вспыхивают. – С шоколадным тортом?
- Да, мой хороший, – нежно треплет волосы сына, – с шоколадным тортом.
- Никаких сладостей на ночь! – Сехун подпирает дверной косяк, недовольно щурясь на альфу.
- Я же просил принять душ, – шипит Чанёль, прикрывая нос пальцами.
- Я сразу после тренировки принял.
- Значит, прими еще раз! – Чанёль вскакивает и убегает из комнаты, слыша вслед тихое «Придурок». Он не знает, обижается ли он на омегу или нет. Он давно перестал понимать, что на самом деле чувствует. Все его эмоции и мысли слишком сильно переплелись. Кажется, весь мир сошел с ума и кружит его в своем вакханальном танце, заставляя растерять остатки разума. Словно он несется на бешеной скорости вниз с горы на машине без тормозов, и хрен знает, чем это закончится. Вряд ли чем-то хорошим.
Чанёль падает на кровать и, пролистав телефонную книжку до «Омега», нажимает на вызов.
- Пожалуйста, Сехун, сделай, как я прошу.
- Не понимаю тебя. Что это за бредовая идея с душем каждый раз?!
- От тебя ИМ разит нещадно!
- Неправда.
- Я умоляю тебя.
- Ты достал уже!!!
Пак слышит гудки и последовавший за ними громкий топот из комнаты Лу в комнату омеги. Когда до него доносится звук льющейся воды, Чанёль вздыхает с облегчением. Он сбегает вниз, чтобы спрятаться на кухне, пока ненавистная вонь не выветрится. Пак ревнует. Понимает, что не имеет на это права. И от этого злится еще сильнее.
Он наливает себе большой стакан воды и жадно пьет.
- Чтоб ты подавился.
- Отвянь.
- Ты говорил, – ворчит Сехун, сокращая расстояние между ними, – что не будешь возражать, когда я встречу своего альфу. И что теперь?!
- Не гони мне! – ощетинивается Чанёль. – Он не твой альфа.
- С чего ты взял?!
- Потому что твой альфа – я, – словно аксиому выдает Пак, наблюдая, как Сехун зеленеет от злости. Омега тоже наливает воды и пьет, не сводя взгляда с Чанёля.
- Может, он и не мой истинный альфа, – наконец, отзывается Сехун. – Но это ничего не значит! Он мне нравится. И… мы начали встречаться. Поэтому…
- Да не хрена! – Чанёль подлетает к омеге, заставляя того отшатнуться на шаг. – Ты это специально говоришь, чтобы меня взбесить!
Сехун нервно сглатывает.
- Сонсенним мне нравится.
- Нет, – Чанёль произносит это скорее как просьбу. Стакан в руке вот-вот лопнет от того, с какой силой он его сжимает. Он жалок.
- Нравится, – упрямо добивает Сехун, внимательно изучая альфу взглядом. В подсознании что-то шепчет: «Лежачего не бьют», но он все равно говорит:
- Очень нравится. Очень! Не ты. А он! И мы встречаемся.
- Черт!!! – Чанёль отпрыгивает подальше, нервно запуская пятерню в волосы. Он отступает к окну, упирается руками в подоконник, подставляя лицо легкому ветру, словно это может разбудить его от кошмарного сна.
- Почему, Сехун?
- Что почему?
- Почему… не я?
Омега покрывается коркой льда:
- Ты издеваешься?
- Нет, – он разворачивается, присаживаясь на подоконник, и смотрит на омегу нежно, но грустно. – Мы подходим друг другу.
- Ты спятил! Псих! Да я бы не выбрал тебя, будь ты последним альфой на земле!
Вот сука! Чанёль пинает табурет, выпуская пар. Он говорит:
- Вы встречаетесь – ок, – и поднимает руки вверх, словно сдается. – Пусть так. Это еще ничего не значит.
- Ты говорил, что оставишь нас, когда…
- Я не так говорил! Черт! – он снова пинает бедный табурет, откидывая его к стене. – Да и без разницы! Вы же не жениться собираетесь?! Верно?! Тогда это не имеет значения! Хочешь встречаться – флаг в руки, барабан на шею! Пиздуй на все четыре стороны! А мне некогда с тобой базарить! Я обещал отвезти Лу на пикник.
Сехун смотрит на бедный табурет и шипит, раздувая ноздри:
- А вот и поженимся.
- Чего?
- Поженимся, я сказал! Крис усыновит Лу, и хрен тебе тогда, а не опека! – Сехун тут же понимает, что перегнул палку. Еще до того, как Чанёль выплескивает ему содержимое стакана в лицо.
- Только попробуй, – воет Пак, наблюдая, как вода стекает на футболку Сехуна, а тот тяжело выдыхает и проводит рукой ото лба к подбородку, вытираясь.
- Скотина, – омега поднимает полный ненависти взгляд, смахивая капли с шеи.
- Я женюсь раньше, и тогда посмотрим, кто получит опеку.
- Ха, размечтался! Кому ты нафиг сдался?!
- Как насчет Лэя? – усмехается Чанёль. – Спорим, я смогу его уломать? Это будет даже проще, чем…
- Заткнись! – Сехун зеркалит альфу, выстреливая водой из стакана в наглую паковскую рожу.
- Ах ты!..
Он кидается к омеге, словно собираясь схватить его за грудки, но останавливается, не прикасаясь к нему. Сехун чувствует бушующее напряжение чужого тела в сантиметре от своего собственного. Карие глаза полыхают. Но Сехун вопреки ожиданию не ощущает опасности.
Чанёль закусывает губу. Прячет руки в карманы. Он выглядит как гаснущий костер.
- Боишься меня? – чуть слышно, не глядя на Сехуна.
- Нет, – врет омега, нагло вскидывая подбородок.
- Хорошо… Не сдержался. Прости. Я кретин.
Сехун ждет, что альфа отойдет хоть на шаг, но Пак не шевелится, только сипло втягивает воздух и непрестанно облизывает уголки губ.
- Я никогда не сделаю тебе больно. Но если вдруг все-таки сорвусь… прибей меня, а?
- С радостью.
- Супер.
Сехун чувствует себя почти полностью парализованным. Он бы должен уйти сам, не дожидаясь, когда альфа соблаговолит отодвинуться от него. Он понимает это, но не помнит, как приказывать телу. Оно его не слушается. А лицо Чанёля настолько близко, что, когда он моргает, длинные мягкие ресницы, взлетая и опускаясь, ласкают щеку омеги.
- Ты же знаешь, это называется поцелуем бабочки? – у альфы новый голос, тихий, низкий, вкрадчивый, звучащий как будто прямо в подсознании Сехуна. – Но, боже, ты даже не представляешь… Я многое бы отдал, лишь бы поцеловать тебя по-настоящему.
- Не надо!
- Я знаю. Знаю, не переживай.
Но влажные губы Чанёля, когда он говорит, почти касаются нежно-розовых губ омеги. Катастрофически опасная близость.
- Ты пугаешь меня, – не выдерживает Сехун, страшась того, с какой скоростью бьется его бедное сердце.
- Не бойся…
- Ты псих.
- Угу, – Чанёль с обреченным видом утыкается кончиком носа в щеку омеги, почти невесомо. – Это ты свел меня с ума. Ты, Сехун-а…
У Сехуна теряется связь с реальностью. Он с трудом понимает, где он, сколько времени прошло, что он должен делать. А Чанёль, слабея, сползает вниз, медленно падая на колени, он прижимается лицом к животу омеги, прячется, осторожно обхватывая его за талию, громко шепчет:
- Я живу только ради тебя и Лу. Мне кроме вас никого и ничего не надо. Неужели ты не видишь, как я помешан на тебе? Я не смогу без вас. Не прогоняй меня, пожалуйста, Сехун, не бросай.
Омега до боли прикусывает ладонь и закатывает глаза, чтобы сдержать непрошенные постыдные слезы. Ему плевать, абсолютно точно плевать, что будет с этим альфой. Он уговаривает себя, что пусть он даже сдохнет, не жалко. Но рука сама собой тянется, пропуская чуть вьющиеся волосы Чанёля между тонкими пальчиками. Он гладит его по голове, успокаивая как ребенка, пока альфа жмется к нему, крепче обхватывая податливое тело Сехуна, думая, что его омега идеален, что создан для объятий и ласк, что он любит его до умопомрачения.
- Ты для меня больше чем Бог, Сехун.
Омега перестает водить рукой по волосам, прислушиваясь к тихому откровению.
- Ты подарил жизнь Лу. Несмотря ни на что. Вопреки всему. А… тот омега, он убил моего сына просто из прихоти. Немыслимо…
Сехун вздрагивает. Он боится того, что может услышать. Но горячие руки беспомощно хватаются за него, а слезы уже насквозь прожгли ткань футболки на животе.
- Я не хотел жить, зная, что мой ребенок мертв. Я мечтал заставить всех мучиться, хотел уничтожить всё вокруг, взорвать к чертям, растерзать на мелкие кусочки, а потом исчезнуть. Но ты… ТЫ! Господи, ты стоишь того, чтобы просыпаться каждое утро. А без тебя все это вообще не имеет смысла. Я верю, что в тебе любви больше, чем во всем этом гребанном мире вместе взятом. Потому что иначе ты бы не пожертвовал всем ради моего ребенка. А он мой. Мой! Тот самый. Который должен был умереть, а ты его спас. Знаю, глупо, так думать. Но я верю. Верю, что это именно он, и что это ТЫ его спас. Можешь считать меня сумасшедшим. Мне все равно. Я верю. Как и в то, что однажды ты меня простишь и примешь. Потому что я знаю, мы были рождены друг для друга. И мне плевать, что ты так не думаешь. Потому что я люблю тебя. Очень люблю.
Чанёль припадает губами к животу Сехуна, целует через ткань футболки, не смея прикасаться к коже, что-то шепчет, но уже не разборчиво. Омеге слышится то «люблю», то «прости», то «спасибо». Его руки обессиленно падают, повисая вдоль тела. Он только теперь понимает, что в голос всхлипывает и шмыгает носом. Слышит ли это альфа? Этого всего не должно было между ними произойти. Часы в гостиной бьют десять, вырывая обоих из цепких объятий странного эмоционального транса, где они словно стали единым целым, ощущая друг друга как самого себя.
- Сегодня уже поздно идти на пикник, – Сехун мягко, но настойчиво отстраняется. Чанёль в ответ лишь кивает, не вставая с колен. Омега идет на выход, уже в коридоре слыша:
- Ты ведь тоже это почувствовал.
Сехун застывает, прекрасно понимая, о чем ему говорят.
- Нет.
- Почувствовал. Эту связь между нами. Ты не можешь отрицать.
- Ничегошеньки я не почувствовал. Не навязывай мне свои фантазии.
Чанёль встает и подходит к нему со спины. Шепчет, наклоняясь к уху:
- Это ничего. В следующий раз признаешь, что чувствуешь. Не забывай, что это двухсторонняя связь. Ты считал мои чувства, а я твои. Даже те, что ты еще не признал. И… И даже то, что Крис тебе реально нравится. Не могу это отрицать. Хоть мне и противно. Но я не возражаю. Ведь любишь-то ты меня.
Сехун спиной чувствует, что альфа улыбается. А Чанёль прижимается еще чуть ближе:
- Спокойной ночи, Сехун-а, – и целует его в макушку. Он проходит мимо окаменевшего омеги и, ни разу не оглянувшись, поднимается наверх, бросая его на растерзание бессонной ночи.


>>> Набор модераторов <<<
 
Директор ЧжанДата: Чт, 15.10.2015, 01:36 | Сообщение # 19
Healer & Killer

ava by me
загрузка наград ...
Администратор
Сообщений: 1407
Offline
десять


- Все очень, очень плохо, – Сехун обреченно закрывает лицо руками и глубже погружается в большое старое кресло, забираясь в него с ногами. Психиатр не возражает, что омега прячется, утыкаясь щекой в выцветшую вельветовую обивку, и молчит. Выждав несколько минут, врач спрашивает:
- Что-то произошло?
Легкий кивок в ответ:
- Этот человек…
- Пак Чанёль?
Сехун презрительно морщится, словно в нос ударил резкий неприятный запах.
- Ты можешь называть его по имени. Он же не лорд Волан-де-Морт.
Омега неодобрительно хмыкает и растекается в кресле, принимая привычную удобную для себя позу. Он сворачивается в калачик, откидывает голову на подлокотник и смотрит в потолок.
- Так что с ним?
- Пф-ф-ф… Не знаю, как сказать. Я совсем запутался, – Сехун жмурится, чуть не плача. – Он… Черт! Их два, – он тычет в психиатра отставленными из кулачка большим и указательным пальцами. – Два! Понимаете?!
- Понимаю, – врач подбадривающе улыбается, хотя омега на него даже не смотрит. Он давно понял, что в сознании Сехуна альфа-насильник и альфа-отец Лу – два разных человека. Первый – воплощение всех его страхов, квинтэссенция зла и порока. Второй… Что ж, с ним, как в лучших традициях мелодрамы, «все сложно».
- А сегодня я… Уф-ф-ф-ф, – Сехун выпускает воздух, раздувая щеки, и закатывает глаза. – Господи, это ужасно. Как я до такого докатился?
- Что случилось?
- Нет-нет, ничего, – поспешно отзывается омега, силясь прогнать воспоминания. – Ни-че-го. Надеюсь, этого никогда не повторится. Поэтому, давайте не будем об этом говорить.
- Ты уверен?
- Да, – Сехун отчаянно кивает. – У вас есть какая-нибудь таблетка или процедура, стирающая память? Мне немного. Только сегодняшнее утро. Может гипноз?
Он снова закрывается руками, прячась как маленький.
- Ты не принимаешь лекарства?
- Этот гад их спрятал и не отдает! – Сехун с надеждой смотрит на доктора. – Выпишите мне рецепт?
- Кажется, пока в них нет необходимости. В последнее время тебе снились кошмары?
- Снились, – с явной неохотой признается омега.
- Сегодня тоже?
Сехун неоднозначно мычит, против воли вспоминая утренние события. Как он мечется на подушке, а с губ срывается мучительный стон. Капля пота сбегает по виску. Омега неуверенно дергается, не понимая, может ли шевелить руками. Ему кажется, запястья туго перетянуты его же майкой. Кровь пульсирует в пережатых ладонях. Мрачная тень медленно надвигается на него. Лавина страха нещадно накатывает на Сехуна, он плачет и отчаянно бьется, жалобно вскрикивая.
- Сехун! Сехун, проснись, черт возьми! – его заботливо трясут за плечи, обнимают, целуют в лоб. – Это сон, просто сон. Слышишь меня? Ты в безопасности.
Омега, не открывая глаз, хватается за человека, высвободившего его из цепкой хватки ледяного кошмара.
- Помоги мне, помоги мне, помоги мне, – сквозь слезы умоляет Сехун, утыкаясь в чужие ключицы.
- Тише, тише, все хорошо, – теплые губы шелестят, покрывая лицо омеги легкими поцелуями. Сильные руки обвивают трясущееся как при ознобе тельце, прижимая к груди, баюкают.
- Спаси-и меня, – узкие ладошки скользят по напрягшимся плечам. Сехун поднимает голову, заглядывает в карие глаза, замечая в них искреннее беспокойство, вздрагивает от горячей волны, за секунду пронзившей тело, шепчет:
- Чанёль, – прижимается теснее. Даже на мгновение его не посещает мысль, что пугающая тень из его сна и альфа рядом – один и тот же человек. Перед ним только тот, кто может спасти. Он прогнал альфу на стоянке. И того урода, что схватил Сехуна возле его собственного дома. С ним безопасно. С ним спокойно. С ним хорошо. Омега не отрываясь смотрит в встревоженные глаза альфы, едва заметно всхлипывает от приятного ощущения, встрепенувшегося в груди, когда чуть шершавые кончики пальцев аккуратно пробегают по его щекам, смахивая слезы.
Они смотрят друг друга, долго, жадно, с наслаждением, растворяясь. «Сцепка», – думает Сехун, и Чанёль в ответ чуть заметно улыбается. Вот, что такое сцепка, когда становишься с ним одним целым, когда перестаешь существовать сам по себе и преобразуешься во что-то большее, в нечто прекрасное, гармоничное, цельное. А то, что происходит во время секса – лишь подобие, физиологическая метафора, оболочка без души.
- Я люблю тебя, – шепчет Чанёль и очень медленно тянется к заветным губам. Сехун взволнованно наблюдает, как альфа склоняется к нему, приближаясь все ближе и ближе. Чарующий аромат окутывает его, затягивая в волшебную страну грез. Перед глазами все плывет. Каждая клеточка наполняется светом. Сехун не успевает осознать, как подчиняется призыву и безвольно подается навстречу, сам преодолевая последние миллиметры между их губами. Он отзывается на поцелуй, послушно открывая ротик, позволяя языкам встретиться в медленном нежном танце, от которого кружится голова, и внизу живота зарождается горячая пульсация. Омега сладко простанывает вдохи и выдохи, с трудом осознавая, что трясущимися ладонями проникает под майку Чанёля, не торопясь проводит снизу-вверх, запоминая, как пальцы ложатся на рельефный пресс, гладко движутся к груди, очерчивают соски, выдергивая из альфы довольное урчание, поднимаются к шее, но не дотягиваются дальше, неудобно сдерживаемые тканью майки. Чанёль, не разрывая поцелуя, продолжая максимально аккуратно и чувственно ласкать обожаемые им губы, снимает одной рукой майку и откидывает ее на пол. Второй рукой осторожно опускается к шнурку на поясе пижамных штанов Сехуна, тянет, развязывая узел. Он максимально последователен и нетороплив. Прислушивается к отклику омеги, готовый в любой момент прекратить, если ему прикажут. Но Сехун даже не думает о том, чтобы остановиться. Потому что их «ментальная сцепка» – она идеальна. Он никогда не ощущал себя таким живым, таким настоящим, таким счастливым! Словно до этого его вовсе не существовало. Он догадывается, что где-то вовне есть мир, другие люди, дела, события. Что-то важное и глобальное. Что-то еще помимо этого поцелуя и ласк. Но их это всё больше не касается. Есть только они, и ничего вокруг.
Сехун удивленно и, вместе с тем, удовлетворенно вскрикивает, услаждая слух альфы, когда чувствует, как рука ложится ему между ног. А Чанёль начинает окончательно сходить с ума – его пальцы, блуждая по внутренней стороне то одного бедра, то другого, обильно перепачкались в смазке. Неужели им даже не нужно ждать течки? Его омега готов принять его в любой момент, когда они сами того захотят? Сехун «чувствует» эти мысли, и они ему нравятся. Ощущение единства и слияния дурманит и пьянит. Ему так хочется усилить эту связь, достигнуть максимума, потеряться друг в друге без остатка. Но Чанёль лишь неторопливо поглаживает его, скользя от бедер к ягодицам, поднимаясь вверх к пояснице, чуть надавливает и рисует на коже дорожки кончиками пальцев, продвигаясь по спине то вверх, то вниз. Приятная дрожь снова и снова пробегает по телу Сехуна – от удовольствия он чуть выгибается в пояснице и прижимается к обнаженной груди альфы. Он чувствует, как при этом Чанёль покрывается мурашками, как сбивается его дыхание, как он напрягается, каменея. Их непрерываемый поцелуй углубляется, но они не увеличивают ритм, медленно сплетая языки, соединяя губы, наслаждаясь вкусом друг друга. Омега снова вздрагивает.
- Расслабься.
Сехун не уверен, что поцелуй хоть на долю секунды прервался, чтобы альфа вымолвил это. Его голос просто звучит в мозгу, как собственные мысли Сехуна. Омега послушно обмякает в опытных руках, позволяя уложить себя на кровать, и погружается в ощущение безграничного удовольствия. Чанёль раздвигает ему ноги, устраивается между ними, нависает, опираясь на предплечья, над теряющим контроль омегой и продолжает целовать, неспешно, чувственно, то проникая языком глубже, то едва-едва касаясь губами уголков губ. Сехун бессознательно подчиняется каждому движению альфы, перенимает темп, настрой, ритм дыхания. Он поглаживает ладошками живот Чанёля, грудь, плечи, шею, спину, наслаждается ощущением гладкости его кожи, и плавится от разливающегося по венам тепла. Кровь закипает все сильнее. Сехун задыхается. Он с силой зажмуривается, хотя глаза и без того закрыты, и подается вперед, сам не понимая, чего желает. Но буря внутри тела все нарастает. Будоражащий низкий голос чарующе шепчет:
- Ты восхитительно пахнешь... Ты сводишь меня с ума, – и Сехун больше не сомневается, он готов поклясться, что Чанёль общается с ним мысленно, пока его язык занят тем, что дарит омеге неземное удовольствие, лаская опухшие от поцелуя губы. Альфа вжимает Сехуна в кровать, придавливая своим телом, и омеге кажется, они, сцепившись, падают в пропасть, улетают в космос, уносятся в черную дыру. Ему волнительно и фантастически приятно. Он чувствует, что вот-вот взорвется. Чанёль, улыбнувшись в поцелуй, прикусывает губу омеги. Сехун дергается, вскрикивает, превращаясь в рассыпающийся на осколки солнечный свет, и просыпается.
- Что за! – он резко садится, прижимая к себе ноги. Сердце стучит бешено.
- Быть не может... – пульсация между ног еще не утихла. Он откидывает одеяло – штаны перепачканы спермой.
- Боже мой!.. – он хватается за голову, хаотично бегая взглядом по комнате. – Это невозможно. Невозможно!
С каких пор ему снятся такие сны? И ладно бы с кем-то другим, но с… этим?
- Господи, нет. Нет! Пожалуйста, только не это, – Сехун падает лицом в подушку, с отвращением ощущая, как неприятно липнут штаны к ногам и животу.
- Тебе снятся всё такие же кошмары? – спрашивает врач, внимательно изучая красного как рак Сехуна.
- О, нет, – обреченно качает головой тот. – Они стали намного хуже. Отвратительные мерзкие сны, – выплевывает он слова. – Пропишите мне снотворное. Очень вас прошу! Я повешусь, если мне снова приснится нечто подобное!
- Поговорим об этом на следующей встрече, – бесцветным тоном отвечает врач, что-то записывая себе в блокнот.
Сехун выходит с сеанса в еще более разобранном состоянии, чем пришел. Нет, это невыносимо! Как ему могло присниться… такое?! Он устало заваливается в машину и падает лбом на руль.
- Я свихнулся, – хнычет омега, думая о том, как же все это отвратительно. Он старается внушить себе, что все, произошедшее во сне, ему не понравилось. Что это бредовая, странная, извращенная игра его воспаленного мозга. Сон был чересчур реальным, но он не повторится. Никогда. Сехун не допустит. Он вынимает телефон.
- Алло? Сонсенним! Да, я знаю, что еще слишком рано, но я уже освободился и… Правда? Я могу приехать? Хорошо, скоро буду.
Сехун никогда не был у Криса в гостях. Только частично. Первый этаж его дома занимает зал для тренировок, второй – жилые комнаты. Тренер встречает его во дворе.
- Привет, – он улыбается, замечая румянец на щеках омеги и ошибочно принимая это на свой счет. Сехун бросается к нему в объятия слишком поспешно, сбивая альфу с толку. Крис думает, что, видимо, омега очень соскучился, раз не смог дождаться вечера, примчался к нему раньше времени, а теперь кидается обниматься. Такое поведение Сехуну несвойственно, но Крис не решается спросить, что стряслось, боясь пресечь на корню едва зародившуюся активность омеги. Он провожает гостя наверх, распахивает перед ним двери, бегло показывает дом, ведет на кухню, усаживает на высокий стул.
- Что будешь пить?
- Ничего, – омега спрыгивает на пол и вновь льнет к Крису, окончательно того обескураживая. Альфа роняет из рук кружку, не в силах сдержать удивление, когда Сехун, подавляя смущение, жалобно просит, глядя ему в глаза:
- Поцелуйте меня.
- Что с тобой сегодня?!
Крис прекрасно понимает, случилось что-то серьезное, но не уверен, как лучше это разрулить. А Сехун думает лишь о том, что ему необходимо избавиться от «позорных» воспоминаний. Прямо сейчас. Сию же минуту! Или он сойдет с ума. Он должен перекрыть их новыми, приятными, подаренными человеком, который ему нравится.
- Пожалуйста, сонсенним.
Крис неуверенно приобнимает омегу, не понимая, что творится с его вечно смущающимся, сдержанным мальчиком. Альфа терпеть не может, когда ситуация выходит из-под контроля. А то, что происходит сейчас, явно не по сценарию. Он внушает себе, что, возможно, так оно и лучше. Кто ж знает. Омега нетерпеливо теребит его за футболку, и, сдавшись, Крис чуть склоняется к плотно сжатым губам. Он останавливается, практически сразу. Сехун не готов. Это очевидно. Даже если ведет себя сейчас столь несдержанно. Кстати, зачем он все-таки это делает?! Крис не знает, как отказать омеге, чтобы не обидеть его. Он с облегчением выдыхает, когда в кармане джинс начинает заливисто надрываться телефон.
- Прости, – альфа усаживает расстроенного прерванным действием Сехуна обратно на стул. – Алло? Да. Где ты? Я у себя, поднимайся.
Сбросив вызов, Крис говорит:
- У меня есть дела, но это ненадолго.
Сехун с пониманием кивает и слышит, как щелкает замок входной двери. Через несколько секунд на кухню заходит красивый молодой мужчина, сияя огромными влажными черными глазами.
- Са… лют. Ох, да ты не один! Прости, что помешал, дружище, – лучезарно улыбаясь, парень отработанным движением кидает на стул рядом с Сехуном портфель и протягивает омеге руку.
- До Кёнсу, – представляется он, чуть сжимая ладонь в качестве приветствия. – Я лучший друг этого шизика, а ты кто?
- Я тебе шею сломаю, если ты сейчас же не уберешь лапы от моего омеги, – ворчит Крис, заставляя Кёнсу сначала удивленно присвистнуть, потом саркастично усмехнуться. Сехун чуть краснеет.
- Выходит, ты охомутал-таки моего сухарика? Молодец! – озорно подмигнув омеге, До выпускает его пальчики из своих и отходит к кофемашине. Сехун сканирует весельчака взглядом, признавая в нем хорошо оплачиваемого офисного работника или госслужащего с высокой должностью. На нем строгий деловой костюм-тройка из дорогой ткани, ныне модный покрой отлично подчеркивает все достоинства миниатюрной, но прекрасно сложенной фигуры. Синий галстук в тон костюму выглядел бы скучно, если бы не запонки, поблескивающие аквамарином каждый раз, когда на них падают солнечные лучи. Эффектно. Перстень на мизинце. В ушах украшений нет, но мочки проколоты. Вечерами, догадывается Сехун, он носит какие-нибудь сумасшедшие серьги и превращает аккуратную, волосок к волоску, прическу в стильный беспорядок. Когда Кёнсу тянется за кружкой, наполнившейся кофе, из-за его белоснежного накрахмаленного воротничка на секунду дразняще выглядывает свеженький дерзкий засос. Сехун смущается, словно увидел нечто чрезвычайно неприличное, и в этот момент чувствует, как его бережно обнимают со спины.
- Мы ненадолго выйдем, надо поговорить, – шепчет на ухо Крис. От его тихого вкрадчивого голоса омега слабеет.
- Х… хорошо, – сглатывает он, стыдливо пряча глаза. Словно это не он минуту назад соблазнял альфу. Крис снова мысленно ему поражается.
- Дом в твоем распоряжении, не скучай, – Сехуна аккуратно целуют в висок. Кёнсу, театрально раскланявшись, идет на выход, подгоняемый Крисом.
- Смотрите, как хвост распушил, – хмыкает тренер. – Чего расфуфырился?
- А что? Такой омега знатный! Может, я его у тебя отобью? Хэй, – Кёнсу окликает Сехуна, выглядывая из-за угла, – как звать-то тебя, красавчик?
И тут же ойкает, когда клешня Криса тащит его назад.
- Я тебе точно сегодня шею сверну, карлик.
- И ничего не карлик! Это ты пингвин-переросток, а я то, что надо!
- То, что надо гномикам.
Крис хлопает дверью, и спускается во двор. Кёнсу плетется за ним, задорно насвистывая попсовую мелодию, одну из тех, что гоняют с утра до вечера по радио, и падает на скамью рядом с другом, вальяжно облокачиваясь на спинку.
- Так это он? – отпив горячий кофе, Кёнсу довольно облизывает полные губы.
- Ты узнал, что я просил?
- Тот самый, из-за которого ты меня все время достаешь своими тупыми просьбами, да?
- Что можно сделать, чтобы сохранить опеку над ребенком?
- Кёнсу, узнай мне про него. Кёнсу, подними его досье. Кёнсу, взломай файл слушания дела. Кёнсу, пробей адрес по номеру. Кёнсу, проследи этого насильника. Кёнсу, выясни про опеку. Кёнсу, Кёнсу, Кёнсу! Пф. Все для него, да?
Крис меланхолично отпивает из захваченной с собой кружки эспрессо:
- Узнал или нет?
- Да узнал, узнал.
- И?
- Шансов хрен целых ноль десятых.
- А если из области фантастики?
- Если у омеги полная семья, солидный муж, у обоих супругов стабильная работа и хороший заработок, приличное место жительства, а у альфы нехренашеньки, то можно попытаться. Но не тот случай. Я проконсультировался со специалистами по опеке. У Пака все очень даже неплохо. Не считая судимости, конечно. Но, согласно закону, он свое перед обществом уже отработал. И судье теперь будет откровенно насрать, что он насильник и, раз омеге было 16, то еще и педофил. Вообще, по идее, на это должно было быть насрать еще первому судье, но у твоего омежки нехилые связи. Был бы ты с ним поаккуратней.
Крис хмурится:
- Что за херню ты несешь? Как будто я могу ему навредить.
- Да это я так, на всякий пожарный, – небрежно отмахивается Кёнсу, покачивая ногой. – Короче, что я хотел сказать, при данном раскладе у Пака все козыри на руках, а твоему омеге даже не сдали карты. Вот такие пироги. Даже не рыпайся.
- Дерьмо, – подытоживает Крис.
- А, ну еще, если альфа сам подпишет отказ от ребенка – тоже вариант.
- Не вариант, – с сомнением в голосе вздыхает тренер, поглядывая на окна кухни, где промелькнула любимая макушка.
- Сдался он тебе, – зевает Кёнсу, прикрывая рот рукой. – Омега да омега. Видали и получше.
- За языком следи. Схлопочешь.
До скептически косится на друга и вздыхает:
- Столько лет у тебя на него стоит, пора бы и подостыть. Али запретный плод настолько сладок?
- Ты сегодня совсем язва.
Кёнсу равнодушно пожимает плечами:
- Просто не понимаю, чего ты с ним носишься. Омеги для того и существуют, их надо валить сразу, когда только встретились, и нет проблем.
- Ты придурок, поэтому у тебя и нет проблем.
- Не, ну а чего я не так говорю?
- Во-первых, я никогда не хотел его просто завалить. Он мне нравится, циничная твоя душа. А во-вторых, ты забываешь, что он был несовершеннолетним, когда пришел ко мне.
- Ну, предположим, что был. Потом-то что мешало?
- Потом он уже был моим учеником. А, ты знаешь, я с ними не встречаюсь.
- Ага, я вижу. Прямо сейчас ты все также предан своим принципам, как альфа-подросток онанизму.
- Слушай, допивай уже свой кофе и вали.
- И это твоя благодарность за все мои труды? – наиграно возмущается До, страдальчески закатывая глаза. – Я-то думал, мы в бильярд прокатимся, специально с работы сбежал пораньше, а ты кидаешь меня ради омеги. И даже не течного. Стыдно, брат, стыдно.
- С меня причитается.
- Да забей, – прекращая паясничать, отзывается Кёнсу и потягивается. – Тепло-то как. Скоро совсем как летом будет.
- Потому что почти лето.
- Спасибо, кэп. И как я сам не догадался?! А где мой портфель, кстати?
Они возвращаются в дом, и Крис бросается в друга сумкой, улыбаясь:
- Проваливай.
Кёнсу громко шепчет Сехуну:
- Детка, сдался тебе этот сухарь, айда со мной. Я знаю много злачных мест! Давай оторвёмся так, чтоб месяц еще штырило. Ой, – он втягивает шею, когда Крис хватает его за шиворот и разворачивает к выходу. – Кажется, я ухожу. Не то, чтобы очень хотелось, но судьба-злодейка…
- Пока-пока, – улыбается Сехун, наслаждаясь видом «домашнего» Криса. Лицо омеги сияет, глаза от улыбки превращаются в очаровательные полумесяцы. Он чуть наклоняет голову вбок и приподнимает плечи. Кёнсу успевает рассмотреть его в этот момент и остается под впечатлением.
- Аааа, – тянет он, переводя взгляд на Криса, – так вот оно что!
Альфа выпинывает друга с кухни, но тот глубоко втягивает воздух перед уходом.
- О, да, твой омега реально круто пахнет, – шепчет он, пошло улыбаясь. – Это многое объясняет.
- У тебя вдруг появилась запасная шея?
- Ушел, ушел!
Когда Крис возвращается на кухню, Сехун говорит:
- Ваш друг забавный.
- С сегодняшнего дня не друг он мне больше. Ой, не друг.
Он подходит к омеге и аккуратно приобнимает за плечи:
- Тебя же никому показывать нельзя, – и это при том, что Сехун одет максимально скромно, все также стараясь не привлекать к себе внимание. Но с каких пор он перестал пользоваться тем жутким парфюмом, перебивающим его аромат?
- Ни на шаг от меня не отходи, понял?
Омега смущенно смеется и кивает, обвивая учителя руками.
- А куда мы сегодня пойдем? Вы просили взять одежду как для тренировки, это немного странно.
- Понимаешь, – моментально стушевывается Крис, – у моего брата…
- У вас есть брат?
- Да, тоже альфа. Так вот, он скоро женится. И… Ты пойдешь со мной к нему на свадьбу?
- В тренировочном костюме?!
Крис смеется в голос, тормоша волосы омеги.
- Через месяц. Пойдешь или нет?
Сехун кивает, закусывая губу.
- Каждый раз, когда семья собирается вместе, – Крис понижает голос до заговорщицкого шепота, – меня заставляют делать кое-что до жути смущающее.
- Что-о?
- Обещай, что никому не расскажешь, – и тянет к нему мизинец. Сехун не верит своим глазам:
- Вы хотите поклясться на мизинчиках?! Серьезно?
- Угу.
Сехун переплетает свой мизинец с мизинцем тренера:
- И теперь мне страшно, что же такого заставляет делать вас родня, что даже детский ритуал клятвы вас после этого не смущает.
- Ох-х, – тяжело вздыхает Крис и тихо бормочет:
- Тан-це-вать.
- Что?
- Танцевать, – еще тише отвечает альфа.
- Танцевать?! – удивленно хлопает ресницами Сехун. – Всего-то?
- Всего-то?! – картинно обижается Крис. – Это ты у нас, может, танцор от бога, а я, если честно, максимум станцую Ручеек или, если поднапрячься, Танец маленьких утят.
- Сколько вам лет, сонсенним? Клятва на мизинцах, ручеек, утята.
- Так-то я еще Макарену могу сбацать и Ламбаду немного…
Сехун смеется до слез. Крис с удовольствием любуется омегой. Ладно, пусть он будет смешным и глупым. Так Сехун быстрее к нему привыкнет.
Вечером они едут на занятия к инструктору.
- Я и сам могу вас научить, – немного обижается Сехун. Крис знает, что может, но ему кажется, что, возможно, в присутствие третьего человека, омеге будет немного спокойнее. Он не хочет ничем его испугать. Даже слегка.
- Вы вовсе не так плохи! Наговаривали на себя больше! – шепчет Сехун, пока инструктор отсчитывает ритм.
- Думаешь? – улыбается Крис. Ок, он немного соврал. Конечно, он не полный профан. Танцует он крайне редко, но у него пластичное тело, идеальный слух, врожденное чувство ритма и, к тому же, он быстро учится.
- Вы уверены, что вам нужно тратить деньги на эти уроки? – спрашивает Сехун, когда они усаживаются за столиком в кафе. Крис делает заказ и переводит взгляд с официанта на омегу. Он уверен только в том, что танцы – идеальная плоскость для их сближения. Это что-то среднее между их тренировками, где Сехун чувствует себя довольно комфортно, и сексом, к которому, как знает Крис, омега совсем не готов. К тому же Сехун занимался танцами, а значит, может его учить. Это позволит омеге проявлять инициативу, что, опять-таки, их сблизит. К тому же танцы – это постоянные соприкосновения, «узаконенные», как на тренировках, но более чувственные. Как ни крути, прекрасное решение. И да, на свадьбе его 100% заставят танцевать.
- Думаешь, ты мог бы научить меня сам? Без инструктора? – закидывает удочку Крис. Омега проглатывает наживку. Оскорбленный подобным недоверием, он раздосадовано фыркает:
- Без него я научу вас даже лучше.
- Идет. Тогда на этот месяц тренировки мы сокращаем с трех до двух занятий в неделю. И два раза занимаемся танцами.
- Оу… Эм… Хорошо.
Крис лучезарно улыбается и тянется к ладони Сехуна, переплетая их пальцы.
- Расскажи мне, как прошел твой вчерашний вечер и сегодняшнее утро.
Омега вспыхивает, вспоминая откровения альфы на кухне и свой сегодняшний сон.
- Ни… ничего особенного…
Крис кивает, принимая то, что ему еще не доверяют. Он знает, что ему не рассказывают что-то важное. Но он не будет давить и подождет.
- Высадите меня здесь, пожалуйста, – просит Сехун, указывая на кондитерскую рядом с домом. – Сын так давно просил купить ему торт, а я все откладываю.
- Познакомь нас.
- Серьезно?
- Конечно. Что тебя так удивляет?
Омега счастливо улыбается. Желание Криса встретиться с Лу для него весомее подарков и признаний в любви.
- До встречи, – Сехун открывает дверь машины, когда чувствует, что его берут за руку.
- Сехун.
- М?
- Я хочу сделать то, о чем ты меня просил днем.
- Чт…
Сехун закрывает глаза. Губы Криса немного горчат, храня вкус так любимого им эспрессо. Омега разрешает себя целовать, слишком неопытный, чтобы сразу ответить. Сны не в счет, мысленно уверяет он сам себя. И тут же злится на свой мозг, так не вовремя выдавший ему эту мысль. Словно в отместку себе же, он решается на ответную ласку. Обвивает руками шею Криса, копирует движение губ и постепенно забывается, растворяясь в приятном действии. Ему уютно и спокойно. Внутри не взрываются снаряды, но ощущение тепла подкупает Сехуна. Он улыбается в поцелуй. Крис улыбается в ответ.
- Я позвоню, – шепчет альфа, поглаживая разрумянившуюся щеку.
- М, – радостно отзывается Сехун, покидая машину.
Он покупает в кондитерской торт, самый большой, как обещал, и медленно идет домой. Колени дрожат. Он чувствует себя немножечко пьяным. Воздух, прогретый закатными лучами солнца, звенит. Сехун почти беззвучно поднимается на крыльцо и заходит в дом. Тори чуть скулит, облизывая руки хозяина. Омега все не сфокусируется на реальности, поэтому лишь треплет его за ушком и, осторожно ступая, идет на кухню, чтобы убрать торт в холодильник.
- Ты совсем больной или прикидываешься? – басит с кухни Чанёль.
- Что не так? – протяжно зевая, бубнит Лэй. Сехун отчего-то замирает, прислушиваясь.
- Я тебе все рассказал, а ты все равно меня не боишься. Спятил?
- Может и спятил, – как-то совсем равнодушно отзывается няня. А Сехун каменеет, моментально приходя в чувство. Он морщится. Этот гад все рассказал Лэю? Зачем? ЗАЧЕМ?!
- Да ты уже наклюкался, поди!
- Может и наклюкался.
- Что мы пьем, кстати?
- Клубничное молоко.
- Чего?!
- Молоко. Клубничное.
- Же-е-есть, – протягивает альфа, опустошая очередную баночку с розовой жидкостью. – А когда ко мне обоняние вернется?
Лэй смотрит на него сонным взглядом:
- А я откуда знаю? Может прямо сейчас, может через год, может никогда.
- Ты охренел, смешарик?! Что значит, никогда? Что за фигню ты мне дал?!
- Сам же просил «что-то убойное, чтобы Сехуна не чувствовать». Чем ты теперь недоволен?
- Смешарик, я тебя бандеролью на Аляску отправлю, если завтра запахи чувствовать не начну.
- Да боже ж мой, как страшно, – показывает язык Лэй. – Давай еще по одной, – и протягивает Чанёлю новую мини-баночку с молоком. – Что между вами опять произошло, раз ты его запах больше чувствовать не хочешь? Не так сильно он и пахнет.
Сехун напрягается. Нормально ли, что он стоит здесь, как вор, и подслушивает? Хочет ли он знать, что ответит альфа? Вдруг это опять перевернет его мир, заставит ворочаться ночь без сна, а потом наградит кошмаром?
- Это для тебя он несильно пахнет, а для меня…
- Ну да, ну да. Но тебе же нравится.
- Слишком. Слишком нравится, – Пак грустно вздыхает и залпом опустошает бутылочку. – Я даже во сне его запах чувствую.
Лэй понимающе кивает в ответ.
- Мне сегодня такой сон снился. Настолько реальный… Короче, я, кажется, совсем с катушек съехал.
- Про Сехуна сон? – уточняет омега, выводя ногтем узор на бутылочке молока.
- Ну не про тебя же!
- Так может и не сон, если совсем реальный, – снова зевая, замечает Лэй. – Ты же альфа-0, мог и в мозг ему залезть, с тебя станется.
- Чего? – удивляется Чанёль, и Сехун молча вторит его вопросу, молясь, чтобы стук его сердца не спалил чуткий слух альфы.
- Ну ты же близок к нашим предкам.
- Чё?
- Я говорю, когда весь нормальный народ эволюционировал, ты спал и остался на уровне наших предков, уразумел?
- Смешарик, а тебе ведь жизнь совсем не дорога. Неандертальцем меня только что обозвал?
Лэй скептически осматривает альфу, отклоняясь на спинку стула:
- Ну какой из тебе неандерталец с твоим-то ростом? Тебя ж наверно всем роддомом тянули, причем за уши.
- Ты нарывался, нарывался и нарвался, – Чанёль вскакивает с места одновременно с омегой. – Сюда иди! – шипит он, пытаясь схватить Лэя, бегающего от него вокруг стола.
- Ищи дурака, – корчит рожу няня. – А что, про сны наяву уже совсем не интересно? – издевательским тоном интересуется он.
- Убью тебя и прочту в твоем конспекте. Почерк у тебя бисерный. Мечта студентов-прогульщиков. У тебя, как пить дать, вся группа списывает.
- Есть такое, – на щеке омеги от улыбки появляется очаровательная ямочка, и сердце альфы смягчается.
- Иногда ты такой милый, сволочь.
Лэй невольно смущается и усаживается за стол. Чанёль устраивается рядом, приобнимая парня за плечо.
- Ну чё там со снами, профессор?
- Эм… Есть теория, но она, сразу говорю, официально не доказана. Согласно ей, альфы-0, как наши предки способны общаться… как это на простом языке… с помощью силы мысли.
- Че? Я мысли читать могу? Да не гони!
Лэй удрученно вздыхает:
- Да не мысли читать, тупица! – он отвешивает альфе подзатыльник и скидывает с себя его руку.
- И это только теория. Как та, по которой следует, что наши предки до изобретения устной речи общались мысленно, посылая друг другу визуальные и… эмоциональные образы прямо в мозг.
- Удобно, чё! Зря от такой штуки отказались. Эволюция-то хреновая фигня, оказывается.
- Это удобно, только когда вас мало, когда вы в стае. Или если ты дельфин.
- Ты меня сейчас дельфином обозвал?
- Угу, как в той истории, где дельфин…
- …никогда не сравнится с человеком?
- Пак Чанёль! – Лэй возвращает себе на плечо руку альфы. – Ты меня сегодня прямо поражаешь. Столько слов умных вспомнил.
- С тобой пару раз молочка выпьешь и в магистратуру поступать можно.
- Короче, дельфин, есть мнение, что некоторые альфы-0, если уж очень захотят со своим омегой связаться, могут и такое проворачивать, объединять их сны, посылать образы в мозг и прочая магия. Но это должно быть 100% совпадение партнеров. И большое-большое желание провернуть такую работу. Соединиться с омегой – довольно сложно. Даже в теории. Это как…
- Ментальная сцепка.
Сехун нервно вздрагивает и закрывает рот ладонью.
- Нет такого термина, – ворчит Лэй, – но… довольно образно, я запомню. Можно будет использовать в работе. Спасибо за идею. Ты меня сегодня поражаешь просто.
- Да это не я, это Сехун сказал. Во сне.
- А… Так у вас там во сне сцепка. Думаю, тебе реально приснилось. Он тебя к себе даже во сне не подпустит. Не обольщайся.
Альфа хмурится:
- А происходящее в таком сне… происходит на самом деле?
- В какой-то мере, да. С другой стороны, нет.
- Че?
- Сон есть сон. Даже если он совместный. Это я так думаю. Но наш препод сравнивает это с песней. Пропоешь ты ее мысленно или вслух. И так, и так песня спета. Но есть нюанс…
Чанёль падает лицом на стол. Слово «нюанс» он еще после популярного в тюрьме анекдота про Чапаева не любит, а теперь так вовсе тошно.
- Печаль, короче.
- Что, секс ваш жалко?
- Да не было секса. Только целовались.
- А ты скромняга. Даже во сне не расслабляешься.
- Захлопнись, смешарик.
- Ты не переживай. Приснится тебе что-нибудь поинтереснее.
- Да в жопу все это! Надоело! Не могу больше, – Чанёль с грохотом бьет кулаком по столу. Лэй хватает его за руку, шепча, чтобы тот унялся, пока Лу не разбудил.
- Лэй, да я же правда псих неуравновешенный. А эта одержимость Сехуном меня совсем добьет. Есть же способ от него отвязаться?
Няня неопределенно пожимает плечами, грустно глядя на альфу.
- Я не знаю, Чанёль, – честно признается он, убирая с его лба выбившую прядь. Лэй секунду раздумывает, потом притягивает к себе альфу и обнимает, поглаживая по спине.
- Все хорошо будет, – уверяет он. Чанёль обнимает тонкое тело, прижимая к груди, дышит ему в шею, втягивая запах.
- Нихрена не чувствую, – усмехается он. – Когда обоняние вернется?
- Чего ты заладил? Вернется скоро. Это временный блокатор. Рабочий. Расслабься.
- Лэ-э-эй, – доверительно тянет альфа, поднимая лицо к лицу няни, – я же нравлюсь тебе, м?
- Что за странный вопрос?
- А ты мне нравишься.
Лэй иронично хмыкает и обхватывает ладошками лицо альфы. Чанёль с готовностью, словно они по сто раз на дню так делают, утыкается носом ему в щеку, трется, касается губами, шепчет:
- Влюби меня в себя. Лэй. Пожалуйста.
Омега молчит, заботливо перебирая пальчиками волосы Чанёля, отчего тот мурчит, как котенок, и довольно жмурится.
- А Сехун? – наконец, спрашивает Лэй.
- Он не простит меня.
- Ты же веришь, что простит.
- Потому что я идиот, – он вздыхает, ощущая, как при этом Лэй прижимается к его груди чуть сильнее. Чанёль немного отстраняется и смотрит в сияющие глаза омеги, доверительно взирающего на него. Он наклоняется и шепчет, слегка прикусывая мочку:
- Лэй, детка, давай целоваться, пока наши губы не опухнут?
- Ты напился, Пак Чанёль, – улыбается омега.
- Да дава-аа-ай уже, – тихо-тихо басит альфа, притягивая к себе Лэя.
Сехун слышит легкое копошение и уходит, не решившись заглянуть на кухню.


>>> Набор модераторов <<<
 
Форум » Форум EXO » Fan-креатив » Slash » Омега (ЧанХун, Драма, AU, Омегаверс, R, макси)
  • Страница 2 из 2
  • «
  • 1
  • 2
Поиск:

Copyright MyCorp © 2024 uCoz