|
OmegaWEST (ЧанСу, AU, Омегаверс, R, Миди)
| |
| Директор Чжан | Дата: Пн, 28.09.2015, 03:49 | Сообщение # 1 |
|
Healer & Killer
загрузка наград ...
Администратор
Сообщений: 1407
Offline
| Название: OmegaWEST
Автор: sayaboutit
Пэйринг или персонажи: Чанёль/Кёнсу, Крис/Тао, Исин/Сехун
Категория: Slash
Рейтинг: R
Жанры: AU, Омегаверс
Предупреждения: OOC
Размер: Миди
Статус: в процессе
Краткое содержание: Дикий Запад, омегаверс и EXO. Смешиваем. Делаем вид, что это нормально. Не задаем вопросов, почему ковбои и индейцы - это китайцы и корейцы. Кого это волнует? Главное, что Чанёль теперь шериф Пак, он носит бесстыдно узкие джинсы, длинный кожаный плащ и чуть подзапылившийся стетсон. Прокурор До обожает пепельно-серые пиджаки и часы на цепочке, а еще тайны и врать, что он бета. Крис и Тао - неуловимые бандиты, Сехун - сын влиятельного человека, а Исин индеец и, кхм, альфа. Бывает и такое.
Примечания автора: Фанфик написан в порядке бреда и в качестве выкупа.
Разрешение на публикацию: получено
>>> Набор модераторов <<<
|
| |
| |
| Директор Чжан | Дата: Пн, 28.09.2015, 03:56 | Сообщение # 2 |
|
Healer & Killer
загрузка наград ...
Администратор
Сообщений: 1407
Offline
| Глава I
Господь Бог создал людей
больших и маленьких,
а Сэм Кольт изобрел свой револьвер,
чтобы уравнять шансы
© Нэд Бантлайн
- Погоди! Ты что - омега?! Без шуток? Парень-омега?!
- Ну и что?
Стрекотание цикад почти заглушает детский шепот. Кёнсу осторожно приподнимается, не потревожив ни одну травинку, и озирается по сторонам.
- А то, что вы - редкость! За вас же глотки готовы друг другу рвать, - шепчут ему на ухо и легонько толкают в спину. - Пошли скорее.
Они крадутся, по широкой дуге огибая двух задремавших у огня ковбоев. Одна из потревоженных лошадей недовольно фыркает, тряся головой, и возвращается к меланхоличному жеванию травы. Луна тускло освещает поле. Пахнет землей и полынью. Кёнсу быстро и бесшумно движется в сторону гор, но парень за ним не умеет ступать так же тихо и осторожно, как индеец. Он звенит шпорами, ворчит, путаясь в высокой траве, чертыхается и даже дыханием распугивает полевок.
- Ты всех перебудишь, - встревожено шепчет Кёнсу, оглядываясь через плечо. Он не видит лица спасителя под широкополой шляпой, но слышит презрительный смешок:
- Расслабься. Они пьяны. Их и пушкой не поднимешь, - но оба знают, что это не так.
Мальчишки добираются до гор, ныряют в узкую расщелину и проходят скалу насквозь. По ту сторону их ждет надежно привязанный мустанг, черный настолько, что его почти не различить в ночной темноте. Ковбой поглаживает его по мускулистой шее, тихо нахваливая, и велит Кёнсу запрыгивать. Индеец ловко забирается в седло, парень через секунду устраивается у него за спиной и, пришпорив, пускает коня галопом. Пыль поднимается из-под копыт и оседает на босых ступнях индейца и потрепанных сапогах ковбоя. Кёнсу спиной чувствует чужое тепло, ощущает едва различимый запах и почти неуловимые токи, простреливающие кожу.
- Ты альфа, - он чувствует это телом.
- Да не уж то, - иронично хмыкает парень и, не сводя взгляда с дороги, утыкается носом в ключичную ямочку Кёнсу. Ему хочется подцепить белую кожу зубами и прикусить, оставляя метку. Старики рассказывали, что такое возможно между альфами и омегами. Но кто знает, как оно на самом деле. В отличие от альф, которых здесь как грязи, парней-омег на Западе днем с огнем не сыщешь. Стоит появиться хоть одной особи, бандиты отловят и продадут тому, кто предложит бОльшую цену. Все парни-омеги давно переселились на Восток. Этот-то чего не поостерегся? Угодил прямо в руки похитителям. Легкая добыча.
- Ты не местный, - и это не вопрос, но Кёнсу все равно отвечает.
- Нет. Я живу со своим племенем в низовье реки. Три дня пути отсюда.
Ковбой с обреченным стоном отстраняется и сильнее пришпоривает коня - говорят, индейцы с низовья даже взрослые совсем как дети, неиспорченные и добрые. Цивилизация до них еще не добралась.
- А что вы в городе забыли?
- Отец спас в лесу человека, из восточных. Он поправился, и надо было отвести его на ближайший вокзал. Я напросился с ними. Понимаешь, я... никогда не видел поезд.
- А я никогда не видел парня-омегу, - шепчет ковбой, запрокидывая голову Кёнсу так, чтобы рассмотреть его лицо. Мягкие черты, огромные доверчивые глаза, пухлые призывные губы. Ковбой болезненно жмурится, ругая себя за грешные мысли:
- Черт, да сколько ж тебе?
- Одиннадцать.
- Твою ма-а-ать...
- Но почти двенадцать.
- Это, конечно, все меняет.
- А тебе?
Парень молчит.
- 17? Нет? Сколько?
Ковбой хрипло смеется и зачем-то крепче обнимает омегу. Кёнсу напрягается и мягко сжимает пальчиками густую гриву мустанга. Он спрашивает:
- Как тебя зовут? - и, как всегда в этот момент, просыпается.
Поезд мерно дергается, стуча по рельсам. Кёнсу стирает слюну с уголка губ и осторожно осматривается, замечая, что не он один задремал. Тут и там пассажиры сопят по-тихому, прикрывшись шляпами, или откровенно храпят, запрокинув голову на деревянные спинки скамеек. Кёнсу извиняется перед своей соседкой, пожилой монашкой, и выскальзывает в проход размять ноги. Он дважды курсирует по вагону туда и обратно, но тело продолжает ныть. Парень потягивается и идет в следующий вагон, унося с собой сплетни матрон в чепчиках, гогот потных картежников, серьезные разговоры джентльменов в пенсне и игровые считалки детей в шортиках на лямках.
Кёнсу хочется покоя и тишины. Он уже давно едет, а дороге конца и края не видно. Парень доходит до грузового вагона, заполненного мебелью, почтовыми ящиками и несколькими клетками с животными. Там он забирается в дальний угол и плюхается в кресло с красной бархатной обивкой. Расположившись поудобнее, закидывает ноги на вплотную стоящий комод и приспускает стетсон на глаза. Он почти погружается в приятную полудрему, когда слышит, как бьется створка вагона, впуская еще гостей. Кёнсу решает не выдавать себя и продолжить мирно посапывать, но на всякий случай приподнимает край шляпы, чтобы проверить новых соседей, и сердце его ухает вниз: лица парней, пробирающихся в центр вагона, знает не то, что Кёнсу, выпускник юридической школы, но и каждый ребенок в округе. Крис и Тао. Их портретами увешаны информационные табло во всех штатах, по 3000$ за каждого из бандитов, а за парочку Таорисов - 6500$. Кёнсу задерживает дыхание и внимательно следит, как двое находят себе место - широкий стол у стены, и вальяжно усаживаются на нем. У Кёнсу с собой шестизарядный кольт, но этого может быть недостаточно, чтобы сцапать парочку. А так хочется! Кёнсу представляет, что приезжает в город, куда его определили новым прокурором, с такой добычей. Да его примут как героя!
Черт! До чего же не хочется упускать такой шанс!
Кёнсу держится в тени, обдумывая план действий, и вспоминает все, что знает о бандитах.
Крис Ву родился в приличной семье, получил хорошее образование, известен своими изысканными манерами. Ему пророчили светлое будущее, но пришла война и спутала карты. Крис отлично усвоил все уроки, которые ему преподали на поле боя и вне его, и к прежней жизни уже не вернулся. Он встретил Тао где-то между Севером и Югом, по слухам, в лагере военнопленных. И если о детстве и юности Криса известно практически все, то кто такой Тао и откуда он взялся, можно только догадываться.
Кёнсу с любопытством рассматривает парней, очень похожих и совершенно разных одновременно.
Крис высокий, широкоплечий, монолитный, с холодными глазами, плотно сжатыми, словно никогда не улыбающимися губами и копной светлых, как выцветшая на солнце солома, волос.
Тао уступает ему в росте сантиметров 10, подвижный, жилистый и угловатый, на губах застывшая плутоватая улыбка, загорелое лицо наполовину скрыто длинной смольной челкой, бандит то и дело взмахом головы откидывает ее назад и щурит хитрющие чифирные глаза. Кёнсу вздрагивает всем телом, когда понимает, что эти глаза смотрят прямо на него.
Тао хищно улыбается, слушая, как Крис шепчет ему что-то на ухо и нежно поглаживает руку. Он кивает, не сводя насмешливого взгляда с будущего прокурора, и подставляет шею для сначала легкого, как пробный мазок кисти по холсту, поцелуя, а после размашистого, уверенного. Он чуть опускает черные ресницы и продолжает открыто пялиться на Кёнсу, одним взглядом парализуя его и вжимая в кресло. Кёнсу яростно ненавидит себя за то, что продолжает смотреть, жадно, пытливо, дожидаясь развязки. Все смотрит и смотрит, как под гипнозом. А после трясет головой, избавляясь от наваждения, встает и вынимает кольт:
- Джентльмены, было невежливо вас прерывать, но теперь позвольте представиться. Прокурор До. И вы арестованы.
Тао закусывает губы в улыбке, переглядывается с Крисом, и оба смеются, снисходительно, почти ласково глядя на Кёнсу.
До буравит застегивающих штаны бандитов тяжелым взглядом и, понимая, что его слова не возымели должного эффекта, взводит курок. Тао поглаживает Криса по плечу и сквозь смех просит:
- Полегче с ним. Он такой милый.
- Ладно.
Ву оборачивается и подмигивает Кёнсу. Прокурор пренебрежительно фыркает, возмущаясь столь фривольному поведению:
- У меня 6 пуль, а вас двое, господа. И вы безоружны.
Крис согласно кивает, чуть кривя губы в бок. Он поднимает ладони и, медленно маневрируя между завалами из мебели, движется к Кёнсу. Прокурор сжимает револьвер крепче, палец любовно давит на курок, почти спуская его - лучше уж мертвый бандит, чем свободный.
Ву замирает в нескольких метрах от прокурора и чуть наклоняется, чтобы их глаза оказались на одном уровне. Он смотрит пристально, не отводя взгляда, очень медленно моргает - “я не причиню тебе зла”. И у Кёнсу появляется сильное, пахнущее первобытными инстинктами желание моргнуть в ответ, но это будет означать - “я доверяю тебе”. Кёнсу на секунду зажмуривается, разрывая зрительный контакт с Ву. Открывает глаза, усмехается и расправляет плечи:
- Вы думаете, я не выстрелю?
Ву подходит еще на шаг ближе:
- Напротив. Ты выглядишь невинной овечкой, но, уверен, спустить курок для тебя не пробле… - Крис замолкает, принюхиваясь, и изумленно вскидывает брови. Он оборачивается к заскучавшему Тао:
- Омежка. Девственник.
Кёнсу от удивления давится воздухом:
- Как ты?!… – он отшатывается и, запнувшись о деревянную ножку, падает в кресло. Ошарашено смотрит на Криса, не понимая, как тот узнал. Уже шесть лет Кёнсу исправно принимает настойки, отбивающие запах, и за это время его ни разу не опознали как омегу.
- Крис, мы тут по делу, - зевая, отмахивается Тао. - Просто избавься от него, чтоб не мешал.
- Может отправим его нашему другу?
Тао довольно облизывается и радостно, как ребенок, кивает.
- Эй! - обиженно шипит Кёнсу, приходя в себя после шока. – Во-первых, неприлично обсуждать человека так, словно его здесь нет. А во-вторых, напоминаю вам, джентльмены, что я - прокурор, и у меня револьвер.
- Ох, простите, прокурор. Мы так бестактны. Давайте я подержу оружие, чтобы вы, не дай бог, не поранились, - заботливо предлагает Крис, быстро выхватывая у До кольт.
- Эй!!! Вы что себе позволя...
Кёнсу не успевает договорить, ощущая боль в затылке от удара рукояткой и падая в пустоту. Ему кажется, он приходит в себя практически сразу, но со всех сторон уже темнота и запах древесины. До беззвучно стонет, понимая, что его все-таки затолкали в почтовый ящик, и чувствует, что готов заживо сгореть со стыда.
- Черт возьми, - он старательно ощупывает стенки, поочередно толкая каждую из них, но ни одна не поддается. Внутри ящика жутко неудобно. Ни встать, ни разогнуться. От скрюченного положения тело болит адски. Кёнсу прижимает ноги к груди, обнимает их и кладет щеку на колени, признавая, что крупно влип. Но он надеется, что скоро его выпустят. И словно в подтверждение этой мысли его резко качает, как на корабле при шторме, издалека доносится: "Заносите, ставьте у стола шерифа". Ящик трясется, а после не особо аккуратно бросается на пол.
- Что это? - вальяжный бас раздается где-то совсем близко от Кёнсу. Парень напрягается каждой клеточкой своего онемевшего тела и весь обращается в слух.
- Посылка от вашей любимой парочки.
Кёнсу слышит недобрый смех и металл в голосе:
- Поймаю - вздерну. Открывайте, посмотрим, что внутри.
Треск, с которым выдергивается крышка, неприятно забивается в уши. Кёнсу болезненно щурится, когда полоска яркого солнечного света бьет по глазам, и закрывается тыльной стороной ладони.
- Так, так, - хриплый смех и запах сладкого табака мягко вторгаются внутрь открытого ящика. - Ну и кто это у нас здесь?
Кёнсу присматривается, не без труда различая черты лица под толстым слоем дорожной пыли и взъерошенной, сильно отросшей челкой.
"Глаза красивые"
Уставший взгляд, простроченный смешинками, длиннющие ресницы, недовольно сведенные брови, темные круги под глазами, обветренная кожа, плотно сжатые потрескавшиеся губы, очень полные в центре и контрастно узкие к уголкам.
- Детей мне еще не присылали.
Кёнсу злобно зыркает, в ответ получая смешок.
- Ух ты! А мальчишка-то с характером. Кобылка необъезженная.
- Я вам не лошадь! - шипит Кёнсу, пытаясь встать, но затекшие ноги отказываются подчиняться, и он неуклюже заваливается обратно в ящик, опрокидывая его на пол так, что вываливается из него и кубарем катится пару метров спиной назад. Помощники шерифа несдержанно гогочут, развалившись на широких подоконниках.
- Я вижу, - фыркает все тот же низкий голос, - перекати-поле, а не лошадь. Так, - уже обращаясь к помощникам, - ящик к чертям отсюда, а это недоразумение, - пренебрежительно указывает пальцем на Кёнсу, - на стул.
- Шериф Пак, вы же неделю в погоне были, отдохнули бы до вечера. А этого в камеру посадим, никуда не денется, потом допросим.
Кёнсу испуганно косится на того, кого назвали шерифом:
- Не надо в камеру!
Пак подавляет смешок и падает в кресло:
- Ко мне его, я сказал.
>>> Набор модераторов <<<
|
| |
| |
| Директор Чжан | Дата: Пн, 28.09.2015, 03:58 | Сообщение # 3 |
|
Healer & Killer
загрузка наград ...
Администратор
Сообщений: 1407
Offline
| Кёнсу подхватывают, поднимая с пола, сажают на стул с шатающейся ножкой и оставляют тет-а-тет с пугающим шерифом. До неловко ерзает, устраиваясь поудобнее. Он набирается смелости и смотрит в немигающие, смеющиеся глаза. Шериф медленно растягивает губы в улыбке - и на Кёнсу небо падает, уши закладывает.
“Боже мой, каким ты стал…”
До поспешно отводит взгляд к окну. Мимо участка бегают дети, размахивая свежими газетами, проскальзывают женщины, приподнимая юбки, чтобы перепрыгнуть через лужу, важно шествуют мужчины, звеня шпорами. Шериф молчит, храня насмешливую улыбку и "читая" парня внимательным взглядом. Кёнсу хмурится и, наконец, говорит:
- Меня зовут До Кёнсу. Я новый...
- ...прокурор нашего славного городишки? - усмехается сидящий напротив мужчина, закидывая ноги на стол и медленно закуривая.
- Откуда вы знаете?
Мужчина подавляет зевок:
- Мне сообщили, что прокурор заявится утренним поездом, а вместо этого с поезда сняли посылку для меня. Слишком складно для простого совпадения.
Кёнсу смущенно закашливается:
- Да. Наверное.
- Ну и?
- Что "ну и"?
Шериф Пак негромко смеется, отчего в уголках глаз появляются неглубокие морщинки-лучики:
- Ты себя специально посылкой отправил, чтобы на билете сэкономить, а таорисами подписался для пущей эффектности? Или была другая причина, почему ты оказался в ящике?
- Я... - Кёнсу бегает взглядом по засаленному потолку, лихорадочно обдумывая ответ. Сознаваться все равно придется, но как-то неловко. Ветер проскальзывает в кабинет, принося запахи сена и застоявшейся воды из поилки для лошадей.
- Ты, - настойчиво подталкивает его к продолжению рассказа шериф, выпуская густые клубы сизого дыма, от которого Кёнсу морщится и отодвигает свой стул подальше.
- Я сел на поезд на Востоке, в столице. Но где-то часа за полтора до прибытия заметил двоих.
- Криса и Тао.
- Да.
- И ты, конечно, узнал их и решил погеройствовать в одиночку.
- Да. То есть нет! Нет! Просто... Я же прокурор!
- Еще нет.
- Но почти! С завтрашнего дня! Да это и неважно! Я вижу двух преступников в багажном вагоне. Что я должен был сделать? Притвориться, что ничего не заметил?
Шериф снисходительно улыбается, стряхивая пепел на пол, и подпирает подбородок кулаком:
- А разве молодой человек не знает, что все поезда сопровождаются как минимум одним служителем закона?
Кёнсу густо краснеет, опускает глаза в пол и почти неслышно отзывается:
- Знает.
- Но обратиться к нему за помощью гордость не позволила?
До пожимает плечами, чувствуя себя школьником, которого отчитали перед всем классом.
- И в итоге тебя заметили и скрутили как беспомощного котенка.
Кёнсу обиженно поджимает губы и поднимает на шерифа блестящие от злости глаза:
- Зачем спрашиваете, если сами всё знаете?
Пак смотрит на него прямым, ничего не выражающим взглядом, от которого Кёнсу нервно сглатывает и всерьез подумывает сбежать через окно.
- Документы давай.
- Что?
- Оглох?
- Нет, - Кёнсу ныряет рукой во внутренний карман пиджака, вынимает пухлый конверт и протягивает шерифу. Пак тушит окурок и быстро пробегается по строчкам:
- До Кёнсу. 19 лет. … Бета? … - шериф бросает на Кёнсу оценивающий взгляд и вновь возвращается к бумагам. - Закончил юридическую школу с отличием... Два года практики в суде... Направлен по рекомендации...
Он резко отбрасывает документы:
- Короче, До Кёнсу, какого хрена тебе надо в моем городе?!
От внезапного нападения Кёнсу теряется и обескуражено смотрит на шерифа:
- Простите?
- Да ты только посмотри на себя! - презрительно морщится Пак. - Молоденький, чистенький, изнеженный жизнью на востоке. Одет с иголочки, воняешь парфюмом, ни единого шрама, ни мозоли, а на кобуре ни царапинки. Что, приключений захотелось? Кровь кипит? Продолжал бы практику в столице. Зачем сюда приперся?
- Не хочу в столице. Хочу здесь.
- Почему?
Кёнсу недолго молчит, кусая губы, отводит глаза в сторону. Потом еле слышно бурчит:
- Этот город… отличное место для начала службы.
- А мне насрать, - ухмыляется шериф и, схватив конверт с документами, грубо запускает им в Кёнсу. - Вечерним поездом валишь обратно. Хватит с тебя геройства. В моей команде пассажиры-халявщики не нужны.
- В ВАШЕЙ команде? - вскидывает брови Кёнсу. - А не слишком ли самодовольно? Мы все - служители закона, а не какой-то там "вашей" команды!
Пак награждает его пламенную речь обжигающе-обидным смехом:
- А я повторяю: сра-а-а-ать я хотел на тебя и на то, что ты думаешь. Служители закона? Ха! Смотри сюда, - он указывает на значок шерифа. - Здесь Я закон! Я и мой дробовик. Усёк? А теперь тащи свою тощую задницу обратно на вокзал. И чтобы я тебя здесь больше не видел.
Кёнсу еле сдерживается, чтобы не зареветь от обиды и злости. Его предупреждали, что с Паком могут возникнуть проблемы, но не говорили, что он наглая, самовлюбленная свинья. И Кёнсу, как назло, помнит его совсем другим.
- Я, - говорит До, чеканя каждое слово, - собираюсь стать прокурором этого города, хотите вы того или нет. И вам, шериф Пак, придется с этим смириться.
Пак пару секунд сверлит парня тяжелым взглядом, а потом вдруг мягко улыбается, превращаясь в очаровательного добряка, и кивает:
- Лады…
Кёнсу недоуменно хлопает ресницами, недоверчиво поглядывая на него:
- Что?
- Тебе выделили жилье. Пошли, провожу.
- У вас перепады настроения? Вы пьяны, да? Не стыдно? Еще даже полудня нет! Черт, да подождите же! - Кёнсу срывается с места, чтобы поспеть за шерифом, который уже выскакивает за дверь и идет на выход. Прокурор бежит следом, едва поспевая - на один шаг шерифа приходятся два его. Кёнсу недовольно дует губы, проглатывая слова, подступающие к горлу. Хочется попросить идти медленнее, но он не желает показаться слабым и продолжает семенить сзади, рассматривая широкую спину Пака раздосадованным взглядом.
"Какой высокий!"
Полы длинного кожаного плаща шерифа раздуваются пыльным ветром, открывая вид на длинные ноги, затянутые в узкие потертые джинсы, пояс перетянут ремнем с массивной кобурой, гачи прячутся в высокие сапоги с погнутыми шпорами. Паку все кланяются, расходясь в стороны и уступая дорогу. Кёнсу провожают любопытными взглядами и громким шепотом. В маленьких городках новый прокурор - большое событие. Даже собаки останавливаются и приветствуют их громким лаем.
- Пришли, - Пак кивает на ветхий двухэтажный дом и ведет к лестнице. - Верхний этаж твой. Чемоданы сняли с поезда, уже должны быть здесь.
- Эм... Да. Спасибо, - Кёнсу запинается о трухлявые ступени и цепляется за перила, зарабатывая занозы.
- Ты их не спеши распаковывать, - Пак плечом толкает дверь комнаты и заходит первым. - Дня через два-три все равно сбежишь.
- А вот и нет!!!
- Тогда... - шериф оборачивается к нему и, сладко улыбаясь, пятится, отходя к окну. - Неделя?
А у Кёнсу от солнечной улыбки внутри всё снова дергается и взрывается. Теплый комочек в груди больно сжимается.
"Сукин сын… А я был уверен, что настойка меня спасет"
До откашливается и несмело улыбается в ответ:
- Может... две недели?
Пак заливисто смеется, кивает:
- Хотя бы день продержись, - и, чуть помолчав, грудным шепотом добавляет, - прокурор До.
“Чертовы мурашки…”
Пак легко отталкивается от подоконника и подходит к Кёнсу вплотную, нависая над ним и заставляя запрокинуть голову, чтобы продолжать смотреть в глаза.
- Кёнсу-я?
- М?
Шериф склоняется к самому уху и шепчет тихо и чувственно, так, что Кёнсу теряется в дразнящее-сладкой интонации и до него не сразу доходит смысл сказанных слов:
- Ты всего лишь изнеженная столичная выскочка. И скоро сбежишь, поджав хвост. Но пока располагайся. И я, к слову, не против нашего… тесного сотрудничества. Завтра в 9 жду в участке.
Кёнсу кажется, его второй раз за день огрели чем-то тяжелым по голове. Комната качается и кружится. Он неловко кивает и отходит в сторону, освобождая путь к двери для шерифа. Он старается лишний раз не дышать. Интересно, у всех омег такие реакции на своего альфу?
- Шериф Пак?
- М? - мужчина застывает в дверях, оборачиваясь через плечо.
- А Крис и Тао… они…
- Что?
- Альфа и омега?
Пак прыскает смехом:
- Без понятия! А что? - он щурится, догадываясь откуда такие вопросы. - А-а-а, в багажный вагон они не просто так пришли, да?
Кёнсу округляет глаза, удивляясь, как быстро Пак все понял, и краснеет, вспоминая частое дыхание, влажные стоны и довольный взгляд Тао, который он кинул на него из-за обнаженного плеча Криса, и даже не подумал остановиться, продолжая толкаться бедрами навстречу и умоляюще протягивать имя любовника. Кёнсу зачарованно смотрел и не мог разорвать зрительного контакта с Тао, а тот сочно улыбался, покусывал мочку Криса, царапал ему спину и ненасытно подавался вперед, предлагая себя. Он подмигнул Кёнсу как лучшему другу-школяру, с которым они задумали шалость, зажмурился в сладком предвкушении, задышал громче и, запрокинув голову, процарапал дорожки на держащих его руках от плеч до ладоней:
- Кри-и-ис.
Кёнсу тронуло, как влюблено и благоговейно Тао выдыхал имя, как заботливо отпускал с припухших губ каждый звук. Крис утробно рычал, заглушая стук колес, поднимал Тао как пушинку, впечатывал в стену. Он двигался лениво, с оттяжкой, наслаждаясь каждым движением и ответной реакцией, он то полностью выходил, то погружался обратно до сытого громкого стона. Они целовались медленно, жадно, любовно, красиво. Чертовски красиво...
- Возможно они и альфа с омегой, - говорит Пак, оказываясь вдруг перед Кёнсу и вырывая из воспоминаний. Прокурор быстро смаргивает, возвращаясь из быстро мчащегося поезда в темную, плохо обставленную комнату, пахнущую пылью и сыростью.
- А, может, оба беты. Как и ТЫ, верно? Беты, только педики. А что? - Пак плотоядно улыбается, забавляясь смущенно-испуганным видом Кёнсу. - Впечатлился увиденным? М? - шериф поглаживает его скулу, едва касаясь, и вкрадчиво шепчет:
- Тоже хочется?
- Н-нет! - отшатывается прокурор.
- Ах нет? Тогда салун через дорогу, а бордель на том конце улицы. Там дамочки на любой вкус и цвет, омеги, беты, даже альфа есть.
Кёнсу трясет головой:
- Мне не надо!
- У, - ухмыляется Пак, пряча ладони в карманы плаща, - не надо? А развлекаться ты как будешь, прокурор? - шериф медленно наступает, оттесняя Кёнсу к кровати у стены.
- Книжку почитаю, - недовольно шипит До в ответ, ощущая, как упирается бедрами в матрас.
- Вот незадача, - с чрезмерной скорбью в голосе отвечает шериф, - а библиотеки-то у нас и нет. Сгорела в прошлом месяце. Всем городом наблюдали, как полыхает. Школьники в огонь учебники бросали.
- Не смешно! - рычит Кёнсу, пихая Пака в грудь, чтобы оттолкнуть от себя. Но шериф даже не шелохнулся, в отличие от Кёнсу, который теряет равновесие, заваливается на кровать и испуганно смотрит на Пака снизу-вверх. По нему проскальзывают вязким, ласкающим взглядом, от которого в груди тревожно и душно, и отходят назад.
- Не смешно, но факт. Книжек - нет. Только виски, карты, ставки и шлюхи. Выбирай, что душе угодно.
Пак приподнимает двумя пальцами полы шляпы, прощаясь, и, самодовольно хохотнув, уходит. Кёнсу обессилено растекается на простынях и шипит:
- Пак - мудак.
До смотрит в потолок, нервно облизывая губы. В комнате становится до ужаса тихо. Прокурор встает и подходит к окну, выглядывает на улицу, замечая на повороте шерифа, остановившегося, чтобы поболтать с кем-то. Под стетсеном лица почти не видно, только умопомрачительно широкую, теплую улыбку. Кёнсу любуется ею, смахивая слезы, улыбается в ответ, обнимает себя за плечи и думает, что рад вернуться. Вот только сюда или к нему? Кёнсу умело врал себе и окружающим, что его не волнует альфа. Только его позиция шерифа с репутацией ярого защитника омег. И сам город, ближе прочих расположенный к родным местам.
Кёнсу водит пальчиком по стеклу, словно поглаживая скрытое шляпой лицо альфы. Пак вдруг поднимает голову и смотрит на него в упор. До сглатывает. Желание убежать и спрятаться жжет изнутри. Но он сдерживается. И даже взгляда не отводит, сохраняя бесстрастное выражение лица. Иначе это будет подозрительно.
Кёнсу вздыхает, когда Пак скрывается за поворотом:
- Ладно, прокурор До, что дальше?
>>> Набор модераторов <<<
|
| |
| |
| Директор Чжан | Дата: Пн, 28.09.2015, 04:01 | Сообщение # 4 |
|
Healer & Killer
загрузка наград ...
Администратор
Сообщений: 1407
Offline
| Глава II
Прокурор До весь день посвящает уборке. Отмывает каждый уголок, обставляет комнаты, даже занавесочки - буржуйская роскошь, по мнению большинства жителей Запада - на все окна вешает. Заканчивает уже поздно вечером, когда солнце клонится к горизонту, в последний раз скептически осматривает свои новые владения и довольно кивает, думая о том, что когда к нему в следующий раз заявится шериф Пак, то по одному виду обустроенного дома поймет: Кёнсу не собирается так легко сдаваться, он не сбежит, он здесь надолго.
Прокурор подходит к зеркалу и поправляет прическу, косится на шляпу, раздумывая, надевать ее или нет. Этикет предписывает джентльмену быть в шляпе. Но за столько лет Кёнсу так и не привык ни к этим дурацким головным уборам, ни к узким пиджакам и пальто, ни к неудобным ботинкам. Ему до нервного зуда не хватает возможности бегать босым, не стесненным лишними одеждами и правилами, хочется чувствовать запах травы на рассвете и иметь возможность в любую секунду вскочить на коня без седла и умчать за горизонт, не переживая, что с ним может случиться что-то плохое. Но нельзя. У него давно новые имя и возраст, диплом юриста на стене в рамочке и “Свод законов” как настольная книга, а еще бонусом накрахмаленная рубашка с жестким воротничком, натирающим чувствительную кожу шеи, и приличный запас из настоек, маскирующих его сущность омеги под бету.
Но, признаться, в новом образе есть и свои плюсы. Кёнсу любовно проходится ладошкой по гладкой ткани пепельно-серого жилета и широко улыбается. Даже летом, в самую адскую жару он не отказывает себе в удовольствии носить жилеты. Больше всего в этом элементе гардероба ему нравится аккуратный кармашек для часов. Часы - его второй фетиш. Маленькие тикающие шкатулочки с открывающейся нажатием кнопочки крышкой. Кёнсу любит носить их на цепочке, иногда прокручивать как лассо над головой или наматывать на палец, нравится прижимать их к уху и слушать мерное, убаюкивающее “тик-так”.
“- Твое сердце стучит как часы, - голос шепотом, едва перебивая треск дров в костре.
- Что такое часы? - мальчик приподнимается с плеча ковбоя и пытливо смотрит ему в глаза.
- Издеваешься? Не знаешь, что такое часы? Такая штука со стрелками, время показывает.
- Время? - Кёнсу старательно перебирает все слова, известные ему на чужом языке, но этого в его арсенале нет. - Что такое время?
- Бли-и-ин. Ну… это… Вот вы на вокзал шли, да?
- Да-да! Поезд! Хочу увидеть поезд!
Ковбой тихо смеется, ероша волосы счастливо улыбающегося мальчика”
Прокурор До оправляет брюки с идеальными стрелками, зашнуровывает начищенные ботинки, нажимает на пульверизатор и, выпустив парфюм в воздух, проходит под ароматным облаком. Он застегивает патронаш на поясе, убирает револьвер в кобуру и накидывает длинный пиджак. Перед выходом хватает шляпу с крючка и со вздохом надевает.
Вечерний воздух с заходом солнца успел остыть. От дневной жары не осталось и следа. Кёнсу сбегает вниз по лестнице и идет по направлению к центру города. В спину ему бьются заинтересованные взгляды и досужие разговоры:
- Прокурор До! Молоденький совсем. Чего здесь забыл?
“- Вы же не просто на поезд шли, да? А на конкретный, отправляющийся на Восток.
- Да.
- Чтобы попасть на нужный, ты должен знать, в какое время он отходит со станции. Час и минуту. Понял?
- Нет.
- Блин. Вот ваш поезд на восток, когда отходит?
- Когда?.. М… Когда все пассажиры сядут.
Ковбой хохочет, запрокидывая голову. Кёнсу тут же закрывает ему рот ладошкой, осторожно оглядываясь:
- Тише! Всё племя перебудишь, - но сам едва сдерживает смех. Альфа убирает его руку от лица:
- Ладно, ладно, - улыбается он, осторожно целуя маленькую ладонь. - Так про поезд. Понятно, что отходит, когда вся сядут, но по времени, когда?
- По времени? Но ты не объяснил мне, что такое время.
- Твою мать… Точно. Я запутался. Погоди”
Кёнсу недовольно сплевывает и осматривается, решая, в какую сторону пойти. Он почти не помнит города, бывал здесь всего пару-тройку раз, а после того, как его поселение разорили, почти сразу уехал из родных мест на Восток. И все эти немногочисленные, но новые здания, его сбивают с толку. Отель он находит минут через 20, после долгих упорных поисков. Мог бы и сразу догадаться - самое большое и роскошное здание города. Массивные деревянные двери открываются швейцаром, и прокурор заходит в вестибюль.
“- Вон, видишь солнце встает.
- Вижу.
- Потом оно будет в зените. Потом пойдет к горизонту и скроется за ним. Так?
- Так.
- Наступит ночь. Потом снова день. День и ночь - это сутки. Семь суток - это…
- Неделя! - радостно перебивает индеец, хлопая в ладоши. - Мужчина с востока мне говорил. Он умный. Он врач. Это немного как шаман! Только я не понимаю, зачем вам это? Неделя. Месяц. Год. День. Какая разница?
- Что значит, какая разница? Ну а как ты жизнь свою будешь строить? И мерить ее?
- Мерить? Днями?! Не понимаю”
В вестибюле Кёнсу встречает прислуга:
- Прокурор До, прошу вас.
Его провожают в ресторан. Ковер так мягок и чист, что ступать по нему почти неловко. Зал ярко освещен люстрой и канделябрами. Столики застелены белоснежными скатертями. Начищенные столовые приборы мерцают на салфетках с ручной вышивкой. Кто бы знал, что в столь маленьком городке есть подобный оазис роскоши.
- Вас ожидают, сэр, - официант жестом указывает Кёнсу на нужный столик. Прокурор благодарит и идет вглубь зала.
- Кёнсу-я! - Сехун нетерпеливо вскакивает навстречу другу, широко улыбается, но не кидается на шею, как делал это во времена учебы. При отце он всегда сдерживается, хотя Кёнсу видит, что друг безумно рад его видеть.
Они сошлись на втором году обучения. Оба тихие, нелюдимые, предпочитающие книги общению и получающие высшие балы на экзаменах. Их не любили ни ученики, ни учителя, а они и не напрашивались. Но как-то вечером в пабе у школы они встретились взглядами. Не поздороваться было уже неприлично, а приличия они стремились соблюдать. Парни раскланялись, обменялись парой общих фраз, потом зацепились языками, проспорили всю ночь и под утро вышли совершенно счастливые и довольные друг другом.
- Сын настоял, что мы должны заехать в этот городишко, чтобы встретиться с вами, прокурор До, - говорит отец Сехуна, аккуратно разрезая бифштекс. – И, должен отметить, я действительно рад нашему знакомству. Сехун много и хорошо о вас отзывался. А он обычно скуп на похвалу.
Кёнсу заученными фразами сыплет благодарности и отпивает вина.
- Как вам новые владения? Что думаете о городе? Тесноват после столицы?
- Отнюдь. Я даже успел заблудиться, - выдавливает улыбку Кёнсу и недовольно косится на Сехуна. Тот морщит нос, скрывая смущение за отца, и пожимает плечами.
“- Ладно, ты не понимаешь, но, поверь, время важно. Чтобы, например, о встречи договориться и не разминуться. Или знать, сколько ждать этой чертовой встречи. Ну… Вот смотри! Я сейчас уеду и…
- Что?! - омега вскакивает, оставляя ковбоя лежать, навалившись спиной на дерево. - Уедешь?! Куда?! Зачем?! Сейчас?!
- Дио, послушай... - ковбой тянет руку, призывая индейца снова сесть рядом.
- Нет! Оставайся! - мальчик смотрит огромными влажными глазами, между длинных ресничек застревают непролившиеся слезы. - Шаман сказал, ты мой альфа и что ты можешь остаться. Тебя примут в племя, - он порывисто кидается к онемевшему от вида его слез парню, забирается на колени, обхватывает за шею, прижимается к груди, повторяя:
- Не уходи! Оставайся! Пожалуйста!
Ковбой закашливается и старается чуть отстраниться от омеги:
- Дио, я-я… очень тебя прошу, не кидайся ко мне вот так обниматься. И-и-и не п-прижимайся!
- Я тебе не нравлюсь?
- Да как бы… всё совсем наоборот… Пф… Да отодвинься, черт тебя дери!”
Прокурор весь вечер внимательно следит за господином О. Кёнсу о нем наслышан: один из самых влиятельных людей на западном побережье, владеет железной дорогой и золотым прииском. В его присутствии кусок в горло не лезет. Кёнсу проталкивает мясо очередным глотком крепкого вина и промакивает губы салфеткой. После ужина он учтиво раскланивается и обещает навестить семью О, когда будет в их краях.
- Я провожу, - улыбается Сехун, и Кёнсу благодарно кивает.
“- Слушай, а в каком возрасте в вашем племени вступают в брак? - альфа ласково проводит рукой по гладким волосам притихшего индейца.
- Брак? - задумчиво тянет Кёнсу. - А-а, ты про семью. Это как шаман разрешит. А что?
- Просто, - ковбой вздыхает, поправляя жилет. - Что значит “по-разному”?… Средний возраст есть?
- Эм… Альфы и мальчики-беты уже на 13-ю весну могут поставить свой шатер, если получат статус воина. А омеги и девочки-беты ждут, когда за ними придет воин.
- А сколько обычно лет омегам, когда… “за ними приходит воин”?
- Кому как.
- Пфффф… Ты мне не помогаешь…
- Я не понимаю, что ты хочешь знать. Это как-то связано со временем?
- Угу. Еще как! Должен же я знать, сколько времени мне терпеть...
- Не понимаю.
- И слава богу.
- Ты хочешь забрать меня в шатер? - омега игриво щурится, улыбаясь, и снова обнимает парня. Ковбой с наигранным возмущением цокает языком:
- Ах ты мелочь наглая! А врешь, что ничего не понимаешь!
Индеец смеется, но вдруг становится совершенно серьезным:
- Ты мой альфа. Ты обязан меня забрать! Шаман говорит, истинные пары должны жить вместе.
- Мне нравится ваш шаман, - широко улыбается ковбой и мечтательно прикрывает глаза, но его фантазии вмиг разбиваются короткой фразой.
- Но тебе пока не разрешат забрать меня.
- Это еще почему?! Я же твой альфа!
- Ты должен будешь сначала заслужить имя воина. Потом тебе позволят поставить свой шатер. А потом ты должен будешь пойти к моим родителям и предложить им обмен.
- Обмен? - ковбой закрывает лицо руками и тихо воет. - Господи, а попроще никак нельзя?
Индеец тихонько смеется, наблюдая, как восходящее солнце играет в каштаново-рыжих волосах юркими всполохами.
- Они согласятся, не переживай. Но постараться все равно придется. Наши воины тебя научат. Можно начать уже сегодня.
- Дио, я же сказал, что должен уехать”
- Господи, я весь как на иголках, - шипит Кёнсу, когда они с Сехуном выпархивают из отеля на улицу, радостные, как школьники, сбежавшие с уроков.
- Прости, - сквозь смех шепчет Сехун, оглядываясь. - Уходим скорее.
- Твой отец - это нечто. Как ты его терпишь?
- А у меня есть выбор?
Они выскальзывают на неосвещенную улицу, и идут, тихо переговариваясь и смеясь. Чем дальше от центра, тем меньше прохожих. Наконец, они остаются одни. Сехун для верности осматривается по сторонам, хватает Кёнсу за руку и тянет к себе:
- Ну?
- Что "ну"? - До выдергивает ладонь и продолжает идти вперед.
- Кёнсу, ты издеваешься надо мной? Ты прекрасно знаешь, о чем я.
- Если ты о письме, то я отправлю голубя завтра утром. И он приедет.
“- Не уезжай! - индеец теребит рукав пыльной рубашки и с мольбой заглядывает ковбою в глаза.- Оставайся!
- У меня в городе семья...
- А как же я? - взволнованно перебивает мальчик, испуганно съеживаясь от одной мысли, что альфа его бросит. Ковбой смеется, умиляясь внезапно возникшей, но уже искренней привязанности омеги.
- Ты бы до конца меня дослушал, а потом ныл! У меня семья в городе, я должен попрощаться с родителями, объяснить им все. А потом я вернусь.
- Я с тобой пойду, - индеец быстро встает, готовый прямо сейчас броситься собираться в дорогу. Его за руку тянут обратно:
- Нет уж! - ковбой ревниво прячет мальчика в объятия. - Еще чего не хватало! Да полгорода выстроится в очередь, чтоб отобрать у меня омегу. И это при условии, что мы до него живыми доберемся. С тобой небезопасно. Сиди-ка ты лучше дома. И жди, когда я вернусь.
- А когда? - омега дергает ковбоя за руку, нетерпеливо ожидая ответа. - Когда ты вернешься?
- Во-о-от. И тут мы вспоминаем про время. Держи.
Альфа вкладывает в ладошки индейца металлический “камень” с рисунком полыхающей птицы и непонятными знаками. Кёнсу восхищенно шепчет:
- Красивый, - он с благоговением проводит пальчиками по незнакомому предмету. - Что это?
Ковбой нажимает на странный нарост на камне и тот открывается:
- Часы.
Индеец удивленно вздрагивает и тянет:
- Ого-о-о-о…
Альфа смеется и прижимает к себе мальчика, целует в макушку:
- Теперь они - твои”
Шериф Пак сидит на широком балконе в кресле-качалке, закинув ноги на перила. Дым от сигареты тянется змейкой в ночное небо. Звезды кучкуются в узоры, подмигивают, срываются и падают вниз так быстро, что шериф не успевает даже подумать о том, чтобы загадать желание. Внизу слышатся шаги и тихие голоса. Пак приподнимает шляпу и бесшумно встает, смотрит вниз, опираясь на перила. Новенький прокурор, мысли о котором мешали весь день и не дают спать ночью, спешит вниз по улице. Его настигает высокий, элегантно и дорого одетый парень, хватает за плечи и разворачивает к себе:
- Кёнсу-я, ну же! Не издевайся надо мной! Ты же видишь - я изнемогаю!
- А я причем? - хмыкает Кёнсу, скидывая с себя руки. Незнакомец обреченно, по-театральному стонет. Пак хмурится.
- Мне нужна одна встреча наедине, Кёнсу! Одно свидание. Умоляю. Я о большем не прошу. Всего одно! Но как можно скорее.
- Я только приехал. Дай хотя бы освоиться!
- Разве я не достаточно ждал? Не могу больше! Я соскучился.
- Надоел, - ворчит Кёнсу, разворачиваясь к парню спиной и уходя прочь.
- Кёнсу!!! Я уезжаю послезавтра на рассвете!
- Черт, ладно! - раздраженно отзывается До. - Знаешь, где меня разместили?
Парень с готовностью кивает и широко улыбается.
- Приходи завтра вечером. После одиннадцати.
- Я приду в одиннадцать!
Кёнсу щурится на него и крайне серьезно спрашивает, наступая:
- Сехун, снова тебя спрашиваю, что будет, когда твой отец узнает?
Шериф Пак хмурится сильнее, скрипя зубами. Во что прокурор уже успел вляпаться?
- Я разберусь с отцом, - обещает Сехун, а Пак едва подавляет саркастичный смешок. Звучит как-то не очень убедительно, будто парень сам своим словам не верит.
- Тебе придётся разобраться, Се! Придется! Иначе...
- Я знаю, Кёнсу, знаю.
Прокурор жестом велит Сехуну не приближаться, но тот в один прыжок преодолевает расстояние между ними и сгребает парня в охапку, стискивая так, что Кёнсу становится тяжело дышать.
- Се, черт, пусти меня!
Пак сплевывает, ощущая приступ тошноты, и уходит в дом.
>>> Набор модераторов <<<
|
| |
| |
| Директор Чжан | Дата: Пн, 28.09.2015, 04:02 | Сообщение # 5 |
|
Healer & Killer
загрузка наград ...
Администратор
Сообщений: 1407
Offline
| “- Видишь, здесь три стрелки…
Ковбой рассказывает завороженному тикающим предметом индейцу о секундах, минутах, часах. Омега кивает, переводя восхищенный взгляд с часов на альфу и обратно, любовно гладит то гладкий металл, то руку ковбоя, и от прикосновений альфа каждый раз ненадолго замолкает, сглатывая.
- Когда маленькая стрелка 7 раз пройдет полный круг, я вернусь.
- Неделя?
- Неделя!
Индеец смотрит на часы и хмурится:
- Ты выбрал самую медленную стрелку! Так нечестно! Давай возьмем эту тоненькую. Она самая резвая. Как мой конь!
- Нет, - альфа поглаживает щеку мальчика, он бы и сам ее выбрал, будь его воля. - Следи за маленькой стрелкой.
- Тогда я ее прокручу, и ты вернешься быстрее!
- А-ха-ха-ха, - ковбой запрокидывает голову, смеясь, бьет себя по колену. - Дио, нет, так нельзя. Это так не работает.
- Почему?
- Часы показывают время, но не ускоряют его и не поворачивают вспять.
- Почему?
- Просто… - альфа чешет затылок, тяжело вздыхая. - Просто потому что. Время от нас не зависит. Дио, я… - ковбой замолкает, спотыкаясь о широко распахнутые, полные любопытства глаза, обрамленные пушистыми ресницами, невольно скользит взглядом ниже, к приоткрытым губам, забывает, что хотел сказать. Он тихо шепчет:
- Слушай, скажи честно, с меня снимут скальп, если я тебя поцелую?
- Обязательно… - также шепотом отзывается омега, - но только, если я об этом расскажу.
Ковбой жмурится, смеется, плотно сжимая губы, проводит ладонью по лицу мальчика:
- А ты кому-нибудь расскажешь?
- О, я бы хотел! Рассказать всем-всем-всем… Хочу всем говорить о тебе. И чтобы со мной говорили только о тебе. Хочу говорить с тобой, и чтобы ты всегда был рядом, - индеец смотрит моляще, снова просит:
- Не уезжа-а-ай. Или возьми меня с собой.
- С ума меня сведешь… Иди сюда”
Кёнсу возвращается домой. Спать хочется смертельно, но он заставляет себя сесть за стол и на маленьком кусочке бумаги написать короткое послание. Он улыбается, предчувствуя, что уже завтра крепко обнимет родного человека. Прокурор открывает окно и “курлычет”, очень тихо, но он знает наверняка - его голубь услышит. Кёнсу выставляет руку перед собой и меньше чем через минуту на его предплечье опускается белоснежная птица. Она склоняет голову вбок, разглядывая хозяина. Кёнсу гладит любимицу по шее, шепчет, ласково улыбаясь. Он привязывает к розовой лапке записку и, поцеловав, выпускает птицу в ночное небо, смертельно завидуя, что очень скоро она окажется в одном из временных убежищ его племени, а он - останется здесь.
“- Чем скорей уеду, тем быстрей вернусь. Выгоняй меня.
Кёнсу крепко держит поводья мустанга и мотает головой, чуть не плача:
- Нет. Мне страшно. Не уезжай.
- Глупый. Я ведь быстро, - ковбой крепко обнимает все-таки расплакавшегося мальчика, целует его ладони, старается не слышать “Мне тревожно. Я боюсь, что мы больше не увидимся, что ты не вернешься”.
- Я вернусь. Обещаю.
- Шаман отругает меня, если узнает, что не отпускаю. Он говорит, долгие проводы накликают беду.
- Чушь. Не верь в эти сказки. Я быстро. Ты и глазом моргнуть не успеешь.
- Но я уже моргнул…”
Шериф Пак всю ночь ворочается без сна, а утром встречает прокурора ворчанием и стопкой бумаг.
- Что это? - удивляется Кёнсу.
- Дела, с которыми ты должен ознакомиться сегодня, - с невозмутимым видом отзывается Пак, пожевывая сигару.
- Вы издеваетесь?! Тут же работы на неделю!
- Значит, ты сегодня задержишься допоздна, - ухмыляется шериф и, подскочив, бьет костяшками пальцев по пыльным папкам. - Приступай, прокурор. Твой офис через дорогу, - он указывает пальцем на здание напротив. И, как выясняется, окна Кёнсу направлены точно на кабинет Пака.
Прокурор До сидит за стопкой бумаг и видит, как шериф в соседнем здании вальяжно развалился, закинув ноги на стол, и дымит в потолок. Иногда Пак подходит к окну и подзывает одного из мальчишек с улицы, веля передать послание для До. Чумазые детские лица то и дело выглядывают из-за подоконника, шмыгают сопливыми носами, и гундосят:
- Шериф Пак спрашивает, закончили ли вы с документами.
- Не закончил, - злобно фыркает Кёнсу, сдерживаясь от раздраженного крика.
- Он говорит, вы - медлительная черепаха.
- Передай ему, чтобы утопился в ближайшем колодце.
- Он говорит, труп в колодце лишит питьевой воды весь город, а это не есть хорошо.
До шумно захлопывает очередную папку и с остервенением откидывает ее в сторону:
- Пусть тогда вздернется!!!
Один из мальчишек чешет пухлую щеку и хлопает круглыми глазами:
- Шериф говорит, что его покойная бабушка и то справилась бы с заданием быстрее.
Кёнсу прикрывает глаза, считая до десяти. Он встает, подходит к окну и, прохрипев "Adios amigo", захлопывает его. В комнате почти сразу становится жарко, как в аду. До стягивает платок-галстук, расстегивает верхние пуговицы рубашки и проклинает шерифа последними словами. К полудню, когда жара становится невыносимой, он выходит на улицу и плетется в салун освежиться прохладительным напитком и перекусить.
- Сукин сын, - шипит он себе под нос, когда его настигает рука Пака.
- Куда собрался, прокурор?
- Жрать хочу!
- А работу сделал?
Кёнсу тормозит, разворачивается на каблуках и впивается в наглые глаза колючим взглядом:
- А сами-то как думаете?
- Думаю, ты ленивая задница.
До мысленно желает шерифу долгой мучительной смерти посреди пустыни под дьявольские крики стервятников и подвывание гиен. Он верит, что Пак-мудак специально его мучает, чтобы Кёнсу собрал вещички и свалил из города. Хрен ему.
- В каком виде вам предоставить отчет, шериф Пак? - елейным голоском интересуется До, выбивая из него ласковую улыбку, от которой подкашиваются колени.
- В устном.
- Не понял.
- Мы вечером поболтаем, - Пак распахивает дверцы-створки, заваливаясь в салун вперед Кёнсу, тот бежит следом.
- Вечером? Сегодня?!
Шериф падает за стол и смотрит на бармена:
- Лу, мне как обычно, а этому... - переводит взгляд на Кёнсу. - Чего тебе?
- Яичницу и пиво. Но про сегодняшний вечер - давайте перенесем... на завтра?
- Почему? - Пак наваливается подбородком на ладонь и с нескрываемым любопытством ожидает ответа. Кёнсу стушевывается под пристальным взглядом:
- Хм... Ну... У меня планы.
- Какие?
- Не ваше дело!
- Тогда мой ответ - нет, - лучезарно улыбается шериф, пока перед ними расставляют еду. Кёнсу сжимает кулаки и с остервенением кусает нижнюю губу. "Чтоб ты сдох, Пак! Как собака! От чумы, от бешенства, от холеры!"
- У меня личные... дела.
Шериф недобро щурится, отпивая из кружки крупными глотками и не сводя с надувшегося Кёнсу тяжелый взгляд. Он ударяет кружкой по столу и вытирает губы тыльной стороной ладони. Чиркает спичкой по сапогу, подкуривает, дымит прокурору в лицо:
- Не ты ли вчера пищал, что мы - служители закона? Общественное превыше личного, так?
Кёнсу ударяет вилкой по яичнице:
- Так, - и думает, что отыграется за это. Не сейчас, но обязательно. Пак хохочет:
- Жуй и за работу.
Прокурор старательно орудует челюстями, за минуту расправляется с обедом и вылетает из салуна, бубня проклятия и пожелания недоброй смерти. Пак хохочет ему в спину и с наслаждением затягивается табаком.
- Славный малыш, - тянет он, мечтательно глядя на стул, где недавно восседал дующий губы Кёнсу. - Очень славный.
Вечером, возвращаясь с прогулки верхом к участку, Пак проезжает мимо дома прокурора и видит свет в его окне.
- Сученыш, свалил-таки?!
Он спрыгивает с лошади, взбегает по ступеням, хватается за ручку двери, но застывает, когда слышит голос Сехуна:
- Ты не представляешь, как я мучаюсь без тебя.
Через узкую щель Пак видит спину О и загорелые руки на ней, блуждающие вверх-вниз.
- Я поговорил с отцом, - в перерывах между поцелуями шепчет Сехун, прижимаясь к парню. - Он жутко злился, но мне удалось его уговорить. Понимаешь, что это значит?
Пак закусывает губу, прикрывая дверь, и прижимается спиной к стене дома, тяжело дыша. Парни в комнате довольно стонут, громко причмокивая, словно поедая друг друга. Ладони шерифа непроизвольно сжимаются в кулаки.
- Мы - истинные. Отец разрешил пожениться, - продолжает Сехун, пробуждая в Паке приступ бешенства своими словами. Так он и знал, что Кёнсу наврал, что бета! Пак срывается и сбегает вниз, несется через улицу, поглаживая кольт и подумывая, а не уложить ли обоих. Он запрыгивает на лошадь, собираясь свалить из города и почти проносится мимо участка, когда замечает, что в офисе прокурора также горит свет.
- Какого дьявола?! - Пак привязывает поводья и идет к окну. Кёнсу сонно трет глаза, пролистывая очередную папку.
- Ты не дома?! - удивленно ахает шериф, получая в ответ ненавидящий взгляд прокурора.
- А кто в этом виноват? - рычит До и еще больше обижается на Пака, когда тот звонко смеется и залезает в офис через окно. - А дверь на что?!
- Все прочитал?
- Нет, - рычит До. - Не все!
- Завтра закончишь.
Прокурор удивленно изгибает бровь.
- Лучше расскажи, кто сейчас развлекается у тебя дома?
- Что?! - Кёнсу вскакивает, роняя документы. - Они... Вот же... Кролики хреновы!!! - прокурор отпинывает стул, заваливая его на пол и выбегает из кабинета. Пак ловит его, едва тот сбегает с крыльца:
- Куда собрался?
- Домой!
Шериф одним взглядом остужает праведный гнев До. Кёнсу стушевывается и пятится:
- Мне идти надо.
- Не надо, - ухмыляется Пак, игриво подмигивая. - Судя по тому, что я слышал, у них все только начинается.
Кёнсу косится на часы:
- Еще и одиннадцати нет! О Сехун, грязный лживый шакал!!! И Лэй хорош!
Прокурор пинает землю, поднимая облако пыли, и фыркает, как разъяренный конь.
- Кто такой Лэй?
- Мой... - "брат", - друг. Я имел неосторожность познакомить его с Се. И они просто... с ума сошли.
Пак смеется, следуя за Кёнсу по пятам:
- С истинными такое случается. Да и какая разница, раз они собираются пожениться.
До тормозит и резко оборачивается:
- Откуда вы знаете?
- Я подслушивал.
- Да вы грязный извращенец!
- Выпьешь с грязным извращенцем?
Кёнсу покрывается корочкой льда, а ладошки потеют. Он нерешительно смотрит на нависающего над ним шерифа и на пару мгновений забывает дышать. Где-то вдалеке слышится музыка, пьяный смех и притворные крики женщин из борделя.
- Идти тебе сейчас все равно некуда, - настаивает Пак, порабощая Кёнсу взглядом. - Я угощаю.
- Не хочу в салун, - тихо признается До. Шериф охотно с ним соглашается, осматривается по сторонам и кивает на конюшню в конце улицы. Они осторожно, как воры, скользят мимо домов, прячась от случайных прохожих. Большая ладонь шерифа крепко сжимает руку Кёнсу, тянет через запасные ходы, неизвестные новичку. Они ныряют в конюшню, бесшумно пробираясь мимо спящих лошадей, забираются на второй этаж, туда, где хранится сено, и проползают к центру: там в одном месте не залатана крыша и видны полная луна и звезды. Пак заваливается в стог сена, вынимает фляжку и протягивает Кёнсу. Прокурор отпивает, чуть поморщившись, и возвращает тару владельцу. Пак делает пару глотков, разглядывая Кёнсу.
- Чего вы вечно на меня пялитесь?
- Почему ты решил стать прокурором?
- Я… - Кёнсу падает на сено рядом с шерифом и зажмуривается, - хочу кое-что изменить... в законе.
- Самоуверенная выскочка, - хохочет Пак, переворачиваясь на бок, чтобы лучше видеть До. - А как твой дом превратился бордель для друзей?
Кёнсу смеется, громко и долго, закрывая лицо руками и поглядывая на шерифа сквозь щелочки между пальцами. Он садится, закусывает губу, запрокидывает голову, всматриваясь в ночное небо:
- Даже не знаю… - переводит взгляд на Пака, очаровательно улыбается, широко растягивая пухлые губы. - Я слишком добрый, а они этим пользуются.
- Прокурор не должен быть добрым, - совершенно серьезно отвечает шериф, прикладываясь к фляжке. Кёнсу, осмелев, отбирает у него напиток и жадно пьет. Он говорит без намека на шутку:
- А может я им завидую.
- Им? Чему именно?
Соломинки щекочут Паку лицо, он вытягивает из стога одну и ведет ей по бедру Кёнсу. Парень удивленно смотрит на шерифа, поджимает губы, переводит взгляд на соломинку и следит, как она медленно спускается к его колену и снова взбирается вверх, пуская перед собой стайки мурашек.
“Чертовы мурашки…”
- Так чему завидуешь? - хриплый голос застигает врасплох. Кёнсу деревенеет и почти по-настоящему задыхается, когда видит, как соломинка пробирается к его паху и неощутимо поднимается по молнии джинс к пряжке ремня.
- Чему? - сипло переспрашивает он, удивляясь, насколько сбивчиво звучит его голос. - Да много чему.
Соломинка перебирается на заправленную рубашку, запинается о цепочку карманных часов, перепрыгивает на жилет и по аккуратной строчке плывет к плечу.
- Например?
Кёнсу больше не видит соломинку, но чувствует, как она упирается в кожу там, где расходится в стороны ворот его рубашки, чуть ниже ключиц.
- Например, - он сглатывает и ощущает, как соломинка поднимается по шее к щеке и останавливается у уголка его губ, - что они есть друг у друга.
Он пялится невидящим взглядом вверх, боясь пошевелиться. Сильные руки вдруг приподнимают его, и Пак одним махом перетаскивает его к себе, усаживая сверху и заставляя оседлать бедра. Он смотрит ровным, тяжелым взглядом, говорит:
- Ты мне кое-кого напоминаешь...
До застывает и отводит взгляд.
- Ты очень похож на одного человека... которого я знал, когда-то очень давно. Только он был омегой. И чуть младше. И звали его иначе.
- Я не…
- Ты не он. Знаю. Я же видел, как он умер.
Кёнсу по голосу слышит, что рана от потери не зарубцевалась. И ему нестерпимо жаль. Он так долго внушал себе, что Чанёль его забыл и живет счастливо. В конце концов, они толком и не виделись. И это было так давно. Кёнсу, не сдержавшись, смотрит на шерифа, желая спросить о том, что всегда мечтал знать.
- Ты любил его?
- Перешёл "на ты"?
Стальные нотки в голосе отрезвляют как ушат ледяной воды.
- О... Нет! Прости... те, - До чувствует, как вспыхивают его щеки. Боже, что он творит?! Кёнсу взволнованно вскакивает, но его хватают за запястья и тянут обратно, заставляя упасть на грудь и посмотреть в глаза.
- Я любил его.
“Господибожемой”
- Но он мертв, - Пак говорит тихо, смотрит нежно, гладит скулы бережно. - А ты живой... И теплый, - он кладет ладони на щеки Кёнсу и мягко, но властно тянет к себе. - И нравишься мне, - его губы невесомо очерчивают губы До в подобии поцелуя. Кёнсу чувствует запах гвоздичного табака и виски, закрывает глаза и замирает, крупно дрожа. Ему нестерпимо хочется целоваться, он подается навстречу и слышит:
- Жаль, что ты не омега.
До распахивает глаза, отшатываясь как от удара:
- Что?!
- Было бы проще, да? - хмыкает Пак, приподнимаясь на локтях. - Проще и приятнее, чем тереться друг о друга на сухую. Но, если так меня хочешь, можем попробовать? - губы дергаются, изгибаясь в сардонической улыбке. - Хотя парней-бет у меня никогда не было.
- Вы! - оскорбленно выдыхает Кёнсу, вскакивая, но, на этот раз его никто не держит.
- Что я? - шериф улыбается шире, разваливаясь на соломе. - Не строй из себя недотрогу.
- Сучий потрох! - рычит Кёнсу, унося ноги в сторону выхода. Пак провожает его теплым, влажным взглядом и довольно облизывается. До скатывает с лестницы и несется мимо стойл, не заботясь, что может перепугать лошадей.
- Я вырву его сердце и скормлю собакам! - мечтательно прикрывает глаза Кёнсу, почти срываясь на бег. - Ууууу, сукин сын!!!
Он повелся на этот развод как молокосос. Черт!!!
Кёнсу не успевает выйти из конюшни, когда где-то в паре кварталов от них раздается взрыв, а после улицы заполняются криками людей и боем сигнального колокола.
>>> Набор модераторов <<<
|
| |
| |
| Директор Чжан | Дата: Пн, 28.09.2015, 04:04 | Сообщение # 6 |
|
Healer & Killer
загрузка наград ...
Администратор
Сообщений: 1407
Offline
| Глава III
Я, казалось бы, твердо для себя решила, что не буду писать Омегавест. Но есть личности, чьи мольбы, систематичные до занудства вопросы а-ля "Когда прода?" и бессовестный шантаж (!) не оставили мне выбора. Я все еще не уверена, что мне хватит сил вытянуть эту историю, ибо даже сейчас оторваться от Альфы в пользу Веста было крайне сложно, да и о Кёнсу я знаю крайне мало, о жизни Дикого Запада и того меньше. И все, что здесь есть, выдумано на основе вестренов и тех двух глав какой-то книжки Карла Майя, которые я с трудом, но осилила. А, вру, были еще пару глав из книги о жизни легендарных преступников Запада. Криса я сперла оттуда. Но в остальном - фантазия. Поэтому не надо меня поправлять, что на Западе не было такого-то и такого и называлось это иначе. Это не документальная хроника, не бесите меня этим моментом, бога ради. Господи, это китайско-корейски омегаверс на Диком Западе, какая логика, о чем вы?!
М... Кажется, я хоть и туманно, но объяснилась, почему не писала этот фф и почему к нему вернулась. И, думается, из контекста ясно, что скорую проду я не обещаю и финал не гарантирую. Если читаете - это ваш страх и риск. Автор снимает здесь с себя любую ответственность.
От взрыва дрожит земля под ногами и волной подергивается воздух. Пахнет горелым. Лошади в стойлах встают на дыбы, протяжно ржут, бьют копытами. Крики паники с улицы забираются Кёнсу в уши. Парень сидит на корточках, обхватив голову руками и отчаянно жмурится. Он не трус, но всё в точности, как тогда.
Чужаки появились из неоткуда. Несколько взрывов, и шатры индейцев заплясали как огромные алые цветы, пышущие жаром. “Они” искали омег. Хватали и забирали себе. Главный кричал:
- Поаккуратнее с ними. Не оставляйте синяков. Нам их еще продавать.
Индейские девочки-омеги - экзотика. А мальчики-омеги - просто редкость, за которую готовы платить большие суммы. И нет в них ничего особенного, кроме того, что их мало, но альфы почему-то мечтали обладать именно этим малым. Словно так они становились лучше, поднимались в собственных глазах на новую высоту. И Кёнсу до сих пор не может этого понять. Чье-то эго и кратковременное удовольствие стоят того, чтобы уничтожить целое племя? И никто на Западе ни за что бы не встал на защиту, во-первых, индейцев, а во-вторых, омег. Но об этом Кёнсу узнал многим позже, когда очнулся уже в вагоне поезда от дикой боли. Брат говорил отцу, что они должны отомстить. А старший альфа объяснял, что от их племени почти никого не осталось. Сами они не справятся, а янки не помогут. Кёнсу лежал на животе, слушал их и в голос плакал. Над ним колдовал врач, тот самый, которого недавно спас в лесу отец. Он остался, когда омежку похитили, собирался уехать позже, но не успел. А теперь они мчали вместе на Восток, врач чем-то мазал спину мальчика и причитал:
- Спокойнее, Дио, спокойнее. У тебя много ожогов. Не шевелись.
Его поили опиумной настойкой и омега проваливался в беспамятство от наркотика и болевого шока. И в своих дурманных снах все возвращался к огню, крикам и панически бьющемуся сердцу. Ему вспоминалось, как папу схватили, сказали:
- Староват, конечно, но вдруг и за него что выручим.
Юный индеец кинулся к папе. Его отпихнули, как беспомощного котенка, и мальчик упал в горящий шатер. Спину словно проткнуло множеством стрел одновременно. Одежда вспыхнула и, плавясь, прилипла к телу. Было так больно, что сознание отключилось. А после стало хорошо. В темноту вторгались мягкие прикосновения. Его гладили по щекам, шее, целовали лоб, губы. Он слышал свои имя. Слышал:
- Вы же шаман, черт вас дери, так спасите его! Облегчите его боль!
В губы что-то лили, горячее и сладкое. От этого боль действительно уходила, потому что тело больше не ощущалось. Мозг работал, Кёнсу видел своего альфу перед собой, но не мог ни протянуть руку, ни улыбнуться, ни сказать, что все хорошо, с ним все хорошо. Он думал: “Ты приехал. Ты вернулся”. Жаль, что возвращаться было уже некуда. Когда глаза закрылись, Кёнсу почти верил, что больше не очнется.
Уже на Востоке ему рассказали, что всех погибших племя хоронило в один день. Чужаки ушли. Остальных тоже просили удалиться. Чанёлю не позволили остаться. Он не был частью племени и не имел права присутствовать на таинстве прощания. Альфа уехал мстить, веря, что его омега мертв. Врач тоже собирался уезжать, но, прощаясь с омежкой, почувствовал очень слабый, почти неощутимый пульс.
- Ты последний омега племени, - отец сидел в больничной палате у кровати сына и гладил его по волосам. - И возвращаться нельзя. Наше племя слишком слабо, чтобы защитить тебя. Да и нужно время, пока ты полностью поправишься, а мы найдем себе новый дом и обживемся. Врач До усыновит тебя. Он спас тебе жизнь и теперь в каком-то смысле твой отец.
Омеге поменяли семью, имя, возраст и официально записали как бету. Скрывать запах было несложно: врач До варил настойки по собственному рецепту, намного лучше тех, что продавали в аптеках. А вот стать прокурором Дио, вернее уже Кёнсу, решил сам. На вопрос врача До, зачем ему это, ответил:
- Мне нужен закон, который не позволит безнаказанно похищать омег и разорять поселения индейцев.
Так Кёнсу оказался здесь, в маленьком городке на Западе. Потому что, видимо, шериф Пак добивался такого же закона. Никто из янки не знал о причинах, по которым Пак так ратует за омег, но сомнений ни у кого не возникало: попадешься в округе Пака на похищении или унижении омег и тебя, в лучшем случае, линчуют. За остальные прегрешения по головке тоже не погладят, но за омегу… Семьи, где рождались мальчики-омеги, стали стекаться под покровительство Пака. Не у каждого были средства переехать на Восток, а так был шанс, что чадо будет хоть под какой-то защитой. И большинство из этих мальчишек были еще очень юны, да и было их немного, но город уже за глаза стали называть Омегавестом, раем для омег.
- Прокурор! Очнись же! Ты слышишь меня или нет?!! - Кёнсу едва распознает голос, но ощущает пощечину, и мир падает на него звуками и запахами. От шока Кёнсу вскидывает глаза, впиваясь взглядом в лицо перед собой:
- Вы что, УДАРИЛИ меня?!
- Наконец-то хоть какая-то реакция! - шериф смотрит встревоженно.
- Да что вы себе, черт возьми, позволяете?!!
- Ранен?
- Что?
- О, дьявол! Я спрашиваю, ты ранен?!
Прокурор прислушивается к собственному телу - нигде не болит. Да и с чего бы ему быть раненным?
- Нет.
- Ясно, - Пак встает, отряхивая ладони о джинсы, - в штанишки, значит, наделал, гринхорн.
Пак разворачивается и, приказав невесть откуда появившимся конюхам успокоить перепуганных лошадей, спешит на улицу. Кёнсу хмурится и кричит ему в спину:
- С моими штанишками все нормально!!!
- Поверьте, я искренне рад за вас, сэр, - старший конюх мягко улыбается прокурору, - но могли бы вы покинуть конюшню. Животные нервничают.
Щёки Кёнсу заливаются алым. Он поспешно кивает:
- Да-да, конечно, простите, - и вылетает на улицу.
Фигура шерифа быстро удаляется в сторону, противоположную той, где был взрыв. Не приходится сомневаться, какое здание атаковали. От него в небо уносятся клубы сизого дыма, рядом мельтешит взволнованная толпа, слышатся крики:
- Банк! Они ограбили банк!
Кёнсу стоит в растерянности, раздумывая, куда рвануть, к месту происшествия или за Паком. Он отшатывается, прикрывая глаза тыльной стороной ладони, когда раздается еще один, почти незначительный взрыв.
- Да чтоб тебя! - прокурор пятится от полыхающего здания, разворачивается и несется вниз по улице вслед за долговязым парнем. Он настигает шерифа у своего офиса, где тот отвязывает лошадь.
- Из-за мустанга? Серьезно? - Кёнсу тяжело дышит. - Вы бежали сюда из-за мустанга?! Там ограбление вообще-то! Разве мы не должны поучаствовать?
- Не хочу тебя расстраивать, дорогуша, но в ограблении уже без нас поучаствовали, - альфа одаривает прокурора ядовитой ухмылкой и, пришпорив скакуна, мчит прочь из города. Кёнсу плохо понимает, что происходит, но логика подсказывает, что шериф слишком опытен, чтобы допускать ошибки в таких ситуациях.
- Неужели так сложно быстренько все объяснить? - ворчит прокурор, седлая лошадь. - Я же не прошу подробного отчета или чего-то сверхъестественного. Пары слов мне бы хватило. Я понятливый!
Еще какой понятливый. В конце концов он сумел не только к жизни янки приспособиться, но и под чутким руководством врача До всю школьную программу освоить и на юриста выучиться. А у шерифа, поди, даже начального образования нет. Еще бы! Сила есть, ума не надо.
>>> Набор модераторов <<<
|
| |
| |
| Директор Чжан | Дата: Пн, 28.09.2015, 04:06 | Сообщение # 7 |
|
Healer & Killer
загрузка наград ...
Администратор
Сообщений: 1407
Offline
| Оказавшись за чертой города, Кёнсу переходит на галоп, прижимается всем телом к лошади, практически сливаясь с ней, опускает ладонь на мощную шею, ощущает, как под теплой кожей зверя бушует неукротимая сила и страсть, слышит свист ветра в ушах, и сердце начинает биться восторженным ритмом. Из-под копыт впереди скачущего мустанга поднимаются облака пыли. Шериф оглядывается через плечо и улыбается Кёнсу.
“Боги! От такой улыбки сдохнуть можно!”
Прокурор выпрямляется в седле и порыв ветра срывает с него шляпу. Пак хохочет, потешаясь над неловкостью подчиненного. Кёнсу плевать. Он чувствует себя счастливым и свободным, совершенно забывая, кто он и где, переставая раздумывать, куда и зачем они скачут. Есть только он, его альфа и ночные прерии, принимающие их в свои бескрайние объятия под лунным взором. Поэтому, когда шериф останавливает гонку и говорит Кёнсу:
- Подождем их здесь, - омега совершенно не может понять, о чем идет речь. - Таорисы попытаются прошмыгнуть через скалы.
“Какие к дьяволу Таорисы? Да пропади они пропадом! Погнали дальше!”
Но смысл слов постепенно доходит.
- С чего вы взяли, что это они?
- Ну а кто еще? - Пак осматривается и кивает в сторону расщелины в горах. - Устроим засаду там.
Кёнсу соглашается и мягко разворачивает лошадь. Шериф подозрительно щурится:
- Ты ездишь не как выросший на Востоке.
Прокурор нервно втягивает воздух и старается держаться чуть позади от альфы, чтобы тот не видел его лица.
- Восточные то и дело пускают в ход шпоры. И в седле держатся не так уверено.
- У меня был хороший учитель, - вяло бубнит Кёнсу, не зная, что лучше соврать, поэтому просто меняет тему. - Так почему вы решили, что это Таорисы?
- В наших краях не так много идиотов, желающих ограбить мой банк.
Кёнсу закатывает глаза:
- И вот опять! ВАШ банк?
- Да! МОЙ банк. МОЙ город. МОИ люди. И пока ты здесь, - шериф вновь оборачивается через плечо, - ты тоже - МОЙ.
Кёнсу молчит, глядя на Пака исподлобья, только сердце бьется предательски громко.
“я ТВОЙ даже когда не здесь...”
И поводья сжимаются крепче.
- В любом случае, если ты видел этих прохвостов в поезде, а следующим вечером банк взлетает на воздух…
- ...то это “слишком складно для простого совпадения”?
- Именно, дорогуша, именно, - шериф смеется, запуская мустанга в тень расщелины. Кёнсу следует сразу за ним.
- Но почему было не поймать их в городе?
- Их там не поймать, - отзывается Пак, расслабленно зевая. - Я успел изучить их повадки. Использовали слишком много динамита. Такой взрыв не нужен, чтобы пробить стену. Значит, хотели перебудить весь город, собрать побольше людей на пожарище. Я даже не уверен, что банк был их главной целью. Такая шумиха на них не похожа. Тао, конечно, любит покрасоваться, но в этот раз что-то не сходится. Думаю, они сразу передали часть денег кому-то из сообщников, а сами где-то схоронились. Они выползут, как только все уляжется и за ними пошлют погоню. Мои парни поскачут к побережью, потому что в 9 случаях из 10 Таорисы уходят туда, дальше на Запад. Но что-то подсказывает мне, что в этот раз они выберут другой маршрут. А чтобы отправиться на Восток, им придется пройти здесь. Это кратчайший и самый незаметный путь.
- А если вы ошиблись?
- Тогда мои парни, как и всегда, будут гнать их до воды, а там потеряют. Таорисы вечно как сквозь землю пропадают. Кажется, у них на побережье лазейки. Но я лично обыскал те места вдоль и поперек. Там некуда деться, если только они не продали душу дьяволу за умение становиться невидимыми.
- Если у них на западной стороне все так замечательно, зачем им ехать сегодня в этом направлении?
Пак пожимает плечами:
- Не знаю. Назовем это интуицией. Она меня почти никогда не подводит.
- Почти?
Густая тень скрывает лицо шерифа, но недобрая улыбка все же проглядывает:
- Слишком много вопросов, прокурор До, - альфа закуривает и тусклый огонек от спички на секунду отражается во взгляде внимательных глаз. - Лучше ответь на один мой вопрос.
Кёнсу кожей чувствует внезапно повисшее напряжение между ними.
- Вопрос? Ко мне?
- Да, многоуважаемый прокурор До. Объясните-ка мне, какого хера за нами от самого города вьется хвост?!
- Что?! - Кёнсу нервно осматривается, заранее понимая, что если за ними и был хвост, то сейчас он себя точно не выдаст. В узком ущелье темно, хоть глаз выколи. Но даже так он боковым зрением замечает, как шериф запускает свободную от табака руку под плащ и вынимает дробовик.
- Я думаю, - Пак сплевывает и направляет дуло на прокурора, - ты с ними за одно.
“Ты… подозреваешь меня?!”
Кёнсу топит злостью:
- Да вы остатки мозгов пропили, шериф!!!
- Неужто? - Пак, хохотнув, подается вперед. - Вся твоя история пахнет палёным. Ты не из восточных, парень, ты отличаешься от них, как бы ни старался копировать столичные привычки. Но ты и не из местных, ничего общего. Сейчас много банд объединились с индейцами. И вот на них ты очень даже похож.
- На бандитов?!! - Кёнсу задыхается от возмущения и даже голос звучит визгливо. - Сэр, при всем моём уважении к Лу и его салуну, не ходите к нему больше. Вы явно траванулись и несёте бред!
- Не на бандитов, идиот. На индейцев.
- Какая интересная фантазия… - Кёнсу очень старается не отводить взгляд. Проще было бы рассказать правду, но нельзя, ведь он давно для себя решил, что не будет жить жизнью омеги. Он должен стать прокурором, а после - судьей, но ни омеге, ни индейцу это не позволено. И можно было бы признаться только ЕМУ. Чанёль бы понял и сохранил секрет. Наверняка. Но Кёнсу не имеет права рисковать. К тому же на Востоке он много раз наблюдал, как даже самые отвязные бунтовщики-омеги, ратующие за равные права и свободы, сдавали позиции лишь оказавшись под покровительством своего альфы. Все амбиции со временем забывались, пыл остывал, энергия переправлялась в совершенное иное, мирное русло. Врач До говорил подопечному, что здесь ничего не поделать. Такова природная суть каждого омеги: не воевать, а творить мир. Но Кёнсу гордо вскидывал подбородок и заявлял, что он не такой. Он не омега, а индеец, сражающийся за свой народ. Он - воин, и этим все сказано. И никакого альфы в его жизни не будет. Ни истинного, ни любого другого. В сердце от таких заявлений отчаянно болело, но Кёнсу всеми силами отвлекал себя от этого чувства. А что теперь? Кёнсу смотрит на темный силуэт Чанёля и понимает, что прошло всего два дня, как они снова встретились, а он уже неоднократно сдавал позиции. Шериф Пак хуже опиума. Даже при соблюдении дистанции у него чудовищная власть над Кёнсу. Страшно представить, что будет, если правда откроется. Кёнсу растворится в нем.
“С чего я взял, что я вообще ему нужен?!”
Но ведь на конюшне он говорил… К дьяволу! Лучше не вспоминать все, что шериф делал и говорил.
- Ты заодно с Таорисами или вы из враждующих банд?
- Сдается мне, шериф, вы хотите меня обидеть? - Кёнсу хмыкает и демонстративно расслабляется, чуть растекаясь в седле. - Я одобряю ваше стремление быть всегда начеку, но не стоит перегибать палку. Вы ведёте себя как параноик.
Пак морщится:
- Пара… кто?
- Так я и знал, что ваше образование оставляет желать лучшего.
- Ты мне зубы не заговаривай и не беси. Я натура нежная, чувствительная. Могу психануть и случайно задеть курок. А он у меня тоже - чувствительный.
- Шериф Пак…
- Скажи, пусть твой дружок выходит.
- Но кроме нас с вами здесь никого нет.
- Бесишь, - Пак выплевывает окурок и целится прокурору в голову. - Даю три секунды и, если твой напарник не выйдет, этого бесполезного нароста у тебя на плечах больше не будет.
- Шериф…
- Раз.
- Вы ошибаетесь.
- Два.
- И пожалеете об этом!
- Три.
Дуло дробовика сбивается с прицела ударом бумеранга за мгновение до того, как раздается выстрел. Лошади, испуганные шумом, бьются, вставая на дыбы, и порываются умчаться подальше, но теснота ущелья не позволяет им сбежать. Животные жмутся к каменным стенам и с трудом поддаются голосам хозяев. Пак оглаживает мустанга:
- Тише, мальчик, тише, - он хитро улыбается, глядя на ошарашенного прокурора. Кёнсу нервно сглатывает:
- Поверить не могу! Вы… ВЫСТРЕЛИЛИ в меня.
- Ты не оставил мне выбора.
- Вы.Выстрелили.В.Меня.
- И теперь имею честь лицезреть твоего друга, - шериф косится на вход в ущелье, где, вальяжно прислонившись к скале, стоит незнакомец, прокручивая бумеранг в руках. В темноте не разглядеть лица, но силуэт выдает сильное, натренированное тело, ветер приносит отчетливый запах альфы, а подобный удар бумеранга мог сделать только опытный воин.
- Индеец? - Пак ухмыляется и переводит взгляд с незнакомца на прокурора. Кёнсу не мигая всматривается в преследовавшего их альфу и - шериф готов поклясться - в глазах появляются слезы.
>>> Набор модераторов <<<
|
| |
| |
| Директор Чжан | Дата: Пн, 28.09.2015, 04:06 | Сообщение # 8 |
|
Healer & Killer
загрузка наград ...
Администратор
Сообщений: 1407
Offline
| - Лэ-э-эй… - Кёнсу в одно движение спешивается и через секунду оказывается в объятиях альфы. Пак подавляет возмущенный рык. До него только теперь доходит: вчера он не чувствовал запаха Сехуна, не рассматривал его и принял за альфу, а сегодня вечером в доме Кёнсу запахи незнакомцев сплелись в один букет, и Пак был слишком зол, чтобы разбираться, кто есть кто, хотя дай он себе немного времени на размышления, то понял бы, что руки, обнимающие Сехуна, слишком мускулистые и загорелые, чтобы принадлежать омеге, и уж тем более Кёнсу. Прокурор сказал, Лэй - его друг. И из подслушанного разговора Паку известно, что Лэй с Сехуном истинные. И все же невыносимо смотреть, как какой-то чертов альфа обнимает хрупкого Кёнсу и, нахлобучив на голову прокурора шляпу, ласково шепчет:
- Потерял, растяпа.
- Лэ-э-эй! Я так скучал! Полгода тебя не видел, а ты даже не поздоровался, кинулся сразу к Се!
- Прости, - мягкий голос альфы шелестит, лаская слух. Кёнсу прижимается к груди брата и тяжело вздыхает. Лэй добродушно смеется, обвивая младшего покрепче:
- Я люблю вас обоих одинаково сильно, ты же знаешь.
Шериф Пак возмущенно фыркает и спрыгивает с лошади:
- Какого ты за нами увязался?!
Ладно, допустим, это не хвост, но все равно крайне подозрительная личность. Оказавшись поближе Пак позволяет себе рассмотреть индейца. Спокойный, уверенный взгляд, который Лэй не отводит, как бы злобно Пак на него ни зыркал, чуть вьющиеся, доходящие до плеч волосы, с вплетенными в них украшениями из перьев и бусин, кожаный жилет, накинутый на обнаженное тело, узкие штаны с бахромой, пояс с петлей для бумеранга с одной стороны и крупным ножом в чехле - с другой, высокие сапоги без каблуков и шпор, на лице и предплечьях заметны остатки белой и красной красок. Практически невозможно представить этого индейца рядом с аристократичным Сехуном. Омегу примут в племя? Или индеец наденет пиджак? Пак хмурится: с какой стати его вообще это волнует?! Но в облике Лэя есть что-то неуловимо знакомое. И эти украшения в волосах…
- Из какого ты племени?
Лэй вместо ответа безразлично улыбается и чуть склоняет голову, смотрит пристально, словно в душу заглядывает. Шерифу не по себе.
- Имя моего народа тебе знать необязательно.
И акцент знакомый. Очень знакомый. Пак уже все понимает, но убеждает себя, что ошибся. И даже когда Кёнсу поднимает лицо, отрываясь от груди индейца, и одна из бусин проскальзывает по его щеке, а память взрывается и вспышками подбрасывает почти позабытые картинки из прошлого, шериф упрямо твердит зачастившему сердцу: “Не он. Ты знаешь, что это не он. Как бы не хотелось поверить. Его на твоих глазах завернули в погребальный саван. Это не он, идиот, не обманывайся”. Да только этот мальчик ему жизни не дает с той секунды, как поднял на него свои огромные, испуганные глаза, сидя в почтовом ящике. И с тех пор сердце не на месте. Оно и понятно - слишком уж похожи. И все же… А вдруг? Черт! Нет! Чепуха! Кёнсу - бета. Это точно. Запаха нет, лишь легкий, почти неуловимый намек. Даже если бы он использовал аптечные настойки, запах ощущался бы сильнее. А Дио… омега пах изумительно…
- Когда прогремел взрыв, я отвел Се в отель и вернулся к твоему офису. А вы уже были в седле. Я хотел убедиться, что ты не пострадаешь.
- Ты не сможешь вечно быть моим нянькой, Лэй.
- Я принес твою шляпу.
- Из-за тебя меня чуть не лишили головы, и шляпа бы мне уже не понадобилась!
- Шериф не собирался в тебя стрелять. Это же очевидно.
Кёнсу морщит нос и бросает на Пака ненавидящий взгляд:
- Он был очень убедителен.
Лэй снисходительно улыбается брату, как маленькому:
- Он сам отвел дуло на счет “три”. Бумеранг лишь закончил начатое.
- Это его не оправдывает.
Шериф спиной отходит от бубнящей парочки и, вернувшись к мустангу, забирается в седло:
- Оба отправляйтесь в город.
- Что?! - Кёнсу прыжком разворачивается. - Нет! Почему?!
- Вы только мешаетесь!!!
Лэй зевает и скрещивает руки на груди:
- Он не уйдет, шериф.
- Значит, уведи его отсюда!
Индеец пожимает плечами:
- Он меня не послушает. Он никого не слушается.
- Это уж точно, - рычит шериф, буравя взглядом прокурора. По упрямому блеску в глазах парня он безошибочно угадывает: даже если попытаться прогнать его, сделает вид, что согласился, а сам спрячется где-нибудь, а потом схватит случайную пулю. Из вредности, на зло Паку схватит! Еще раз видеть, как мертвенно бледнеют эти щеки… никаких сил не хватит. Лицо шерифа на секунду искажается от боли. Словно стирая ее, Пак проводит ладонью ото лба к подбородку и устало выдыхает:
- Черт с тобой, прокурор.
Уж лучше пусть торчит здесь, под присмотром, чем неизвестно где и как. Пак потом решит, что с ним делать и как поскорее сплавить обратно в столицу. На Западе этому хилому тельцу делать нечего.
Ближе к рассвету, когда Лэй кемарит, сидя на холодной земле, Кёнсу трет слипающиеся глаза и широко зевает. Пак растягивает губы в ленивой улыбке:
- А мог бы сейчас спать в своей мягкой постельке, прокурор, - с нескрываемой издевкой в голосе дразнит альфа и, высоко приподняв подбородок, смотрит на Кёнсу изучающе. - Расскажи мне о своем детстве.
Кёнсу снова зевает и с наигранным спокойствием спрашивает:
- Зачем?
- Хочу знать, с кем мне работать.
- Обычное детство. Ничего особенного. Лучше скажите, почему на конюшне вы назвали меня “гринхорн”. Кто это?
- Гринхорн? Ты не знаешь, кто это? - Пак ухмыляется. - Точно не местный… Так откуда ты, прокурор? У тебя есть братья? Брат-близнец?
- Нет!
- Уверен? С какого возраста ты себя помнишь? Тебя не похищали? Тебя усыновили?
- О, дьявол! У вас точно нет библиотеки? Мне кажется, вы начитались дешевых детективов и вам это не пошло на пользу. Я с Востока, шериф Пак! И я единственный ребенок в семье, понятно вам или нет? Приходите в гости, покажу вам фотоальбом и семейные реликвии.
- О, я приду, - Пак медленно облизывает губы, скользя по Кёнсу взглядом. - Обязательно приду. Нам ведь нужно закончить начатое на конюшне, - шериф самодовольно улыбается, закусив нижнюю губу, и Кёнсу ощущает, как по спине бежит озноб. Омега отводит глаза:
- Даже не мечтайте, - боги, как стыдно, но он, кажется, получает удовольствие от этого грубого флирта. Шериф игриво приподнимает бровь:
- А еще несколько часов назад ты был совсем не против.
- Вы себе льстите!
- Проверим?
- Излишне. Кстати, скоро рассвет, а Таорисы так и не появились. Ваша догадка оказалась неверна.
- Менять тему разговора - твое маленькое хобби?
- Мы на службе, шериф.
- То есть вне службы ты не против…
- Вы невыносимы! Я проверю, не видать ли где нашу парочку, и, если нет, можно возвращаться в город.
Пак придерживает поводья лошади Кёнсу:
- Я сам. Не высовывайся.
Когда шериф отходит на порядочное расстояние, Лэй говорит, переходя на язык племени:
- Гринхорн - это оскорбление. Так на Западе называют новичков, которые ничего правильно сделать не могут, но уверены, что они умнее всех и знают, как надо.
Кёнсу сжимает кулаки и гневно смотрит в сторону выхода из ущелья:
- Вот же! Шериф… Подлый ты шакал!
- Но, Дио, он прав, ты именно такой. Гринхорн.
- О, прекрати, Лэй! И не зови меня старым именем.
- Я зову тебя твоим именем.
- Имя изменилось, как и я!
- Люди не меняются. И ты остался прежним. А он, - Лэй кивает по направлению, где скрылся шериф, - он это чувствует. Он узнал тебя. Скажи ему, кто ты.
- Он знает, кто я! Я - прокурор До! Остальное значения не имеет.
Лэй безмятежно улыбается и запускает пальцы в волосы:
- Видел, как он смотрел на камни? Особенно на твой, - альфа прокручивает одно из украшений и смотрит на брата. - Он помнит, что этот камень был на тебе.
Кёнсу нервно дергается:
- Как он может помнить? Этот камень был не единственным. И мы виделись так давно, Лэй…
- Когда ты сказал, что к тебе зайдет друг за конспектами, была суббота. Супруга врача До готовила рагу. В твоей комнате на втором этаже дома пахло накрахмаленными рубашками. Окно было распахнуто настежь, поэтому когда входная дверь внизу открылась, впуская гостя, появился сквозняк. И я почувствовал его запах. Служанка крикнула тебе, что пришел Сехун, а ты проворчал что-то неразборчивое, про то, что он вечно опаздывает. Я слышал, как он поднимается по ступенькам. Словно его так и подмывало бежать, но он заставляет себя сдерживаться и соблюдать приличия. Я сразу понял, что он не такой, каким показывает себя людям. А потом дверь стала открываться, и мне потребовалась опора. Я сел на подоконник, и ветер путал мои волосы. Мне стало стыдно, что я не принял ванну сразу после того, как приехал к тебе. Я гнал тогда несколько суток, был грязный, уставший и пыльный. А он зашел такой аккуратный, чистенький, пахнущий свежестью. Штаны на подтяжках, хлопковая рубашка с закатанными до локтей рукавами, галстук-бабочка, блестящие ботинки. У него на пальцах и за ухом были маленькие пятнышки от чернил. Одна ладонь в кармане брюк, во второй - тетрадь с твоими конспектами. Я могу описать каждую пуговицу, рассказать, как были уложены волосы и что одна прядка выбилась из идеальной прически. Я помню, как он чуть поклонился, не отводя от меня глаз, и попятился к тебе. Ты ворчал, а он смотрел на меня и пытался что-то отвечать. Ты очень небрежно нас познакомил, и ему это явно не понравилось. Он хотел, чтобы ты сказал ему что-то помимо моего имени. Мне это нравилось, но я видел ужас у него на лице, когда он, наконец, понял, что я - индеец. Ты же помнишь? Он так и спросил: “Вы - индеец?!” - хотя и так было очевидно. Но это прозвучало как “Вы больны тифом?!”. Несчастный мальчик. Он, наверно, уже в красках нарисовал себе, как рассказывает обо мне отцу и какой это будет скандал. И следом представил, как мы расстаемся, хотя мы даже не были вместе. И я почувствовал, что ему больно. Ты понимаешь, о чем я? На тот момент я знал его от силы несколько ударов сердца, но уже чувствовал его как себя. Врач До попросил тебя ненадолго спуститься. Ты сказал, что скоро вернешься, но мы забыли о тебе еще до того, как ты вышел за дверь. Он смотрел на меня слишком испуганно. Словно я был диким зверем, а он - безоружен. Я не хотел пугать, но меня тянуло к нему. И я пошел, а он отходил, пока не уперся спиной в стену, и так судорожно сжал ту проклятую тетрадку в своих пальчиках…
- Лэй…
- Он помнит, Дио, я по глазам видел. Очень хотел бы забыть, но каждое украшение в твоих волосах помнит.
Кёнсу закрывает глаза и делает судорожный вдох. Воздух перед рассветом обжигающе холодный, прижимается к коже ледяными объятиями. Омега забирается ладонями в гриву своего любимца и забывается на несколько минут, теряясь в воспоминаниях. Голос шерифа заставляет вздрогнуть:
- Господа, у нас гости. Проверьте, заряжено ли ваше оружие.
>>> Набор модераторов <<<
|
| |
| |
| Директор Чжан | Дата: Вс, 18.10.2015, 02:45 | Сообщение # 9 |
|
Healer & Killer
загрузка наград ...
Администратор
Сообщений: 1407
Offline
| Глава IV
В штате, где ношение оружия разрешено законом, разгуливать без “железа” сродни самоубийству. Но, похоже, Таорисам плевать и на закон, и на здравомыслие. Шериф заверяет, что бандиты не носят кобуру принципиально, но у Кёнсу нечто подобное в голове не укладывается. В поезде парочка была безоружной; прокурор тогда принял это за счастливую случайность, а по факту оказывается, плакаты “Вооружены и очень опасны” верны лишь наполовину.
Кёнсу всматривается в две точки на горизонте и пытается понять, в чем подвох:
- Они взрывают банки, грабят поезда, похищают людей и…
- ...и все это без единого выстрела, - Пак равнодушно пожимает плечами и лениво ухмыляется. - У всех свои причуды, прокурор. А эти двое… Война вышибла из них и совесть, и мозги, - шериф бросает взгляд на чернеющую за их спинами расщелину, где для подстраховки притаился Лэй, и широко зевает. Кёнсу кивает, но сказанному не верит. Темные точки, приближаясь к ним, стремительно растут, как по волшебству принимая форму всадников, окутанных облаком пыли и ореолом рассветного солнца. Пак ждет еще какое-то время, после сжимает дробовик и приказывает:
- Погнали.
Когда они выходят бандитам наперерез и преграждают путь, вынуждая остановиться, Крис смотрит на служителей закона со снисходительной скукой и легким раздражением, как уставший учитель на неразумных детей, требующих уделить им время, которого нет. И тем не менее он подчеркнуто-вежливо приподнимает шляпу и склоняет голову в приветствии:
- Господа.
Идеальное воспитание.
Пак кривит губы и картинно сплевывает:
- Подотрись своими манерами.
За спиной Криса раздается смешок, тихий, но отчетливый. Крис недовольно поджимает губы и, выдохнув, оборачивается. Не мигая, сверлит Тао сердитым взглядом и медленно приподнимает бровь. Тао салютует, признавая свою неправоту (грешно смеяться над старшим при посторонних), и улыбается. Улыбается красиво, широко и бесстрашно. Словно всегда только так и улыбался. Словно по-другому и не умеет. Словно никогда и не было того испуганного мальчика, прячущегося за грудами тел в трупной яме и причитающего: “Не выдавай меня, не выдавай меня, не отдавай меня им”. Рассвет отливает на рубашке Тао алым, разливаясь кровавым пятном по белому, и Крису на короткое мгновение становится страшно, как в тот день (или это была ночь?), когда он перезаряжал кольт снова и снова, опустошая барабан с ужасающей скоростью, пока не осталось ни пуль, ни людей. Только он. И Тао.
- Я смотрю, вас стало трое, - Пак косится на завернутое в мешок тело, закинутое на лошадь у Криса за спиной.
- Да, знаете ли, расширяем круг друзей, - соглашается Крис, накрывая ладонью зашевелившийся позади него сверток.
- О, джентльмены, уверяю, уже скоро ваш круг друзей очень сильно расширится. Я познакомлю вас с самыми лучшими представителями нашего города: судья, господа-присяжные, сокамерники и надзиратели. Все отличные ребята, я за них ручаюсь. А с прокурором До, полагаю, вы уже знакомы.
Крис переводит взгляд с шерифа на прокурора:
- Имели удовольствие общаться. Жаль, встреча была недолгой, - он с нескрываемым любопытством осматривает омегу и принюхивается, отмечая, как от этого незатейливого действия Кёнсу нервно дергается, а Пак откровенно напрягается.
- Не стоит, шериф, - хрипло предупреждает Крис, наблюдая, как палец Пака ложится на курок. - Не провоцируйте. Поверьте, так будет лучше для всех.
- И для него тоже? - Кёнсу смотрит на пропитавшуюся кровью мешковину, примерно там, где Крис положил руку на пленника. Пара темных капель падает на песок и чернеет. Шериф по цвету крови понимает, рана серьезная и времени, чтобы спасти бедолагу, у них в обрез. Он тянется за веревкой, закрепленной у седла, и велит Кёнсу:
- Если один из них хотя бы дернется, стреляй на поражение. А я пока свяжу наших дорогих друзей.
- Идет, - прокурор поднимает оружие и попеременно целится в бандитов. Шериф удовлетворенно кивает, но сводит брови:
- И отойди-ка подальше. Они и без оружия многое могут. Правда, Тао? - Пак подмигивает настороженно притихшему парню, и живописно потирает предплечье. Перелом кости в двух местах - это действительно больно. И заживает долго. Тао равнодушно отворачивается. А Крис смотрит на солнце, определяя время, и ухмыляется:
- Все-таки прав был тот, кто сказал, что всегда нужно иметь план B.
Кёнсу судорожно хватает ртом воздух и крепче обеими руками обхватывает рукоятку кольта, направляя его в сторону Криса:
- Шериф Пак, у нас проблема.
Чанёль и сам видит: группа из двух десятков индейцев появляется из-за холмов и целенаправленно скачет в их сторону. Не приходится сомневаться, чьи это наёмники. Еще лет пять назад о союзе аборигенов с белыми и речи быть не могло. Но все меняется: и время, и люди, и их принципы. Шериф нечленораздельно мычит что-то нецензурное. Тао выпрямляется в седле, готовясь к атаке. Пак направляет дуло ему в лицо:
- Прикажите им не приближаться.
Крис отвечает:
- Нет.
- Мы пристрелим вас раньше, чем их помощь сможет пригодиться.
Крис повторяет меланхоличное:
- Нет, - и в одно движение, как виртуозный фокусник, словно из воздуха выхватывает нож. Кёнсу удивленно открывает рот. Пак грозно рыкает:
- Прокурор! - и заставляет Кёнсу вздрогнуть всем телом. - Какого хрена ты не спускаешь курок?! Сказано же: дернется - стреляй!
Парень растерянно бубнит:
- Я…
Черт! Куда стрелять-то?! В руку? Ногу? Голову? Почему они не обговорили этого заранее?
Шериф шипит, проклиная бесхарактерность гринхорна. Теперь схема простая: они застыли в шатком равновесии, где он целится в Тао, прокурор До - в Криса, а Крис - в прокурора. В навыках бандита и в том, что Крис знает наверняка, куда и как бить, Пак не сомневается. Если ничего не сделать, индейцы спасут злосчастную парочку уже через несколько минут. Но вместе с тем, если Пак хотя бы попытается навредить Тао, Крис тут же убьет Кёнсу. Чанёль не может так рисковать. Любым другим… Господи, стыдно признаться, но - да, поймать Таорисов хочется уже настолько сильно, что он рискнул бы любым другим из своих парней, только не Кёнсу. Пак сыплет отборными ругательствами и мысленно клянется, что если они сегодня счастливо выпутаются из дерьма, в которое сами же угодили, он этого заморыша с собой больше ни на одно дело не возьмет. Ни довериться ему, ни защитить его невозможно. Одна нервотрепка и никакой пользы. И, кажется, все эти мысли отчетливо читается у него по лицу. Крис выдает подобие улыбки и прокручивает нож в пальцах:
- Это называется дилеммой, шериф. Убить хотя бы одного из нас или отпустить обоих и обойтись без жертв?
- Заткнись! Иначе я разнесу твоему дружку голову, как тыкву.
Крис будто бы пропускает угрозу мимо ушей. Он говорит:
- А вы, прокурор До, волнуетесь? - голос бандита звучит участливо, словно он любимую бабушку о состоянии здоровья спрашивает. - Вам такие ситуации в новинку? Конечно, только вступили в должность, а тут - мы. Поверьте, если бы мы знали о вашем назначении, то заглянули бы позже.
- Как мило с вашей стороны, - Кёнсу выдавливает показушную, кислую ухмылку и в то же время подаёт брату жесты у себя за спиной, приказывая оставаться на месте, потому что чувствует, еще немного и Лэй не выдержит, выдав себя, а учитывая приближающихся наемников, его помощь еще может понадобиться.
- Прокурор До, надеюсь, вы хорошо стреляете. Учтите, второго шанса у вас не будет. Просто представьте, что я сделаю с вами и со всем городом, если угрозы шерифа окажутся верны и мой омега пострадает.
- Омега? - Пак невесело смеется. - Это ты о Тао? Омега?! Даже без намека на запах?
Крис зло хмыкает и сверлит Кёнсу взглядом в упор. У прокурора кровь в жилах стынет. Он сглатывает и мотает головой, безмолвно призывая бандита молчать. Он заранее знает, что тот сейчас скажет, и ему дурно.
- Тао не единственный омега, скрывающий свой запах. Не так ли? Прокурор До?
- Я не омега.
- Знаете, есть такой тип людей, которых не может запутать ни один подавитель. Они сильнее других. Мир чувствуют острее. Даже по взгляду на человека могут определить альфа это, омега или бета. Такие люди редкость. У индейцев они, как правило, становятся…
- ...шаманами, - Кёнсу в очередной раз сглатывает.
- Именно, - Крис вздыхает. - Прокурор До, какой чудо-настойкой вы пользуетесь, что запах едва слышен? Не сочтите за дерзость, просто праздное любопытство.
- Я не оме…
- Дио? - почти умоляюще.
Кёнсу обреченно закрывает глаза. Невозможно отпираться. Он кожей чувствует адский коктейль эмоций, бурлящий в его альфе, как лава в жерле пробудившегося вулкана.
- Дио?! - обиженно.
Мир начинает рушиться. Земля вздрагивает толчками. Воздуха не хватает. Сердце заходится бешено, бьет по ребрам, оглушает каждым ударом. Кёнсу заставляет себя открыть глаза и посмотреть на альфу.
- Дио?.. - со странной смесью надежды и боли.
Кёнсу закусывает губу и пугливо кивает.
“Прости…”
Он не успевает заметить, когда в него запускают нож, но чувствует, как лезвие острым жалом впивается в плечо. В ту же секунду Тао кидается на омегу, одним прыжком достигая цели, выбивая из седла и опрокидывая на землю. Выстрел дробовика бьет по ушам и рассекает залпом воздух, но не ранит никого и ничего кроме гордости шерифа. Кёнсу чувствует, как удар об иссушенную, потрескавшуюся зигзагами землю волной разливается по телу, отзываясь осколками адской боли в многочисленных, так и не заживших до конца шрамах и ожогах. Руки Тао стальным капканом смыкаются на шее омеги:
- Тронешь Криса - и прокурор покойник.
Пак долго и громко матерится. Солнце поднимается выше.
- Это определенно самый позорный день в моей карьере шерифа, - бурчит он, когда их с Кёнсу прислоняют спинами друг к другу и связывают, а скачущие мимо индейцы в голос смеются и обидно потешаются над неудачниками. Тао в ответ на замечание Пака облизывает капризно-изогнутые губы и подмигивает, намекая, что это еще не конец. Омега выпрямляется, оставляя законников сидеть связанными на земле, и пятится, отходя к мустангу шерифа. Пак раздувает ноздри и предостерегающе рычит:
- Ты-ы… - если бы взглядом можно было ранить, Тао был бы уже мертв, - ты же знаешь, что я с тобой сделаю, если ты…
Бандит пожимает плечами, не сводя с разъяренного шерифа довольного взгляда, и запрыгивает в седло.
- Сейчас же спешивайся, и, возможно, я тебя пощажу!!!
Тао на мгновение делает вид, что серьезно озабочен обдумыванием вопроса, трет переносицу указательным и большим, громко вздыхает. Крис оборачивается к нему и, покачав головой, возвращается к закреплению мешка с пленником на своей лошади:
- Тао, шериф за это с тебя шкуру спустит, если поймает.
Пак гаркает:
- Не “если”, а “когда”!
Тао лучезарно улыбается, игнорируя ценное замечание, и тянет поводья. Мустанг протестующе встает на дыбы, с трудом поддаваясь незнакомому наезднику. Крис фыркает и ставит ногу в стремя:
- Это дьявол, а не конь. Он тебе не дастся.
Тао невинно улыбается:
- Значит, пристрелю.
Чанёль почти вскакивает, но ойкнувший Кёнсу не успевает среагировать и оба заваливаются набок. Пак злобно щурится, глядя на бандита:
- Ты живой мертвец, Тао. Я тебя найду. Обваляю в дёгте и оставлю на жаре. Подвешу за пальцы и позволю всем желающим бросать в тебя камни. Слышишь?! Ты… Ты сучий потрох, сын шакала, мерзкая маленькая шлюшка…
Тао беззвучно смеется, переглядывается с Крисом, разворачивает мустанга и, резво пришпорив черные бока, удаляется на восток вслед за группой индейцев и за своим альфой.
- Линчую! - обещает Пак и резко дергается в сторону уходящей процессии, увлекая за собой прокурора. Кёнсу морщится и шумно втягивает воздух, ощущая, как нестерпимо ноет рана в плече. Шериф замирает и, после секундного замешательства, плюхается обратно на землю. Кёнсу молчит и напряженно ждет продолжения, отчаянно жалея, что не может видеть лицо Чанёля. Бас за спиной тихо спрашивает:
- Больно?
Сердце пропускает удар.
“Очень”
- Нет. Шериф, я…
- Даже слышать ничего не желаю.
- Лэй подождет, пока они отойдут достаточно далеко, и освободит нас.
- Знаю.
- Шери…
- Не продолжай!
Кёнсу чувствует, как альфа одергивает руку, случайно задев пальцы прокурора своими, как пытается отстраниться, беззвучно ругая проклятые веревки, притянувшие их друг к другу.
- Шериф Па…
- Не смей разговаривать со мной! Не смей!!!
- Я не мог тебе рассказать!!!
- Н-не мог?! - шериф давится воздухом от возмущения и снова дергается, на этот раз стараясь разорвать путы, словно его злости может быть достаточно для этого. - Сволочь! Ты - сволочь! Вот ты кто! Ты заставил мне поверить, что мертв!
- Я и думал, что умру!
- Что?!! Ду… Думал?! - Пак пинает землю, поднимая в воздух плотное облако пыли. - Браво! Он думал! Дьявол… Ты думал! Думал, пока я был в этом УВЕРЕН! Я похоронил тебя! Ты хоть понимаешь, что это значит?! Похоронил! Это значит, что тебя больше не было! Совсем! Не было, пока я жил! Ты - умер, а я - жил. Мне пришлось…
- Чанёль…
- Не хрена! Не смей меня по имени звать! Не смей делать вид, что мы близки! Ты меня предал! Оставил! Заставил жить без тебя!
- Я ТОЖЕ жил без тебя! Я ДОЛЖЕН был!
Чанёль прекращает попытки разорвать веревки, тяжело дышит, еле сдерживая новый приступ злости. Кёнсу пытается переплести их пальцы, но альфа протестующе сжимает ладони в кулаки.
- Не надо так, пожалуйста, Чанёль.
Молящий голос омеги отравой растекается по венам. Шериф хмурится и трясет головой:
- Почему ты не сказал мне?
- У меня была причина, поверь.
Кёнсу старается, по-настоящему старается подобрать правильные слова, чтобы все объяснить, но уже через несколько минут альфа снова взрывается.
- Так я обуза?! За кого ты меня принимаешь?! Я мешаю твоим наполеоновским планом по завоеванию Запада и спасению индейцев и омег?!
- Я не так сказал! - Кёнсу в голос воет от собственного бессилия. - Я просто не имею права сдаться, пойми! Мне нужно идти дальше. Я обязан! Я не могу сейчас все бросить и стать типичным домашним омежкой.
Чанёль разъяренно фыркает:
- Серьезно?! Я похож на того, кому нужен домашний омежка?! Думаешь, я запер бы тебя в четырех стенах, никуда не отпустил и ничего не позволил?!
- Я бы сам себя запер и никуда не отпустил, - голос омеги звучит слишком тихо по сравнению с возмущенным криком альфы. На долгое мгновение повисает звенящая тишина.
- Чанёль… когда я с тобой, мне же больше ничего не надо.
Кёнсу чувствует шок, от которого альфа у него за спиной застывает, словно изваяние. И после наступает пустота. Тишина. Вакуум. Чанёль не говорит и не двигается. Пальцев не отнимает. Там, где секунду назад полыхало и горело, - даже не тлеет. Словно альфа исчез. Кёнсу готов расплакаться.
- Чанё-ё-ёль?
>>> Набор модераторов <<<
|
| |
| |
| Директор Чжан | Дата: Вс, 18.10.2015, 02:47 | Сообщение # 10 |
|
Healer & Killer
загрузка наград ...
Администратор
Сообщений: 1407
Offline
| Ветер треплет волосы и забирается под ворот расстегнутой рубашки. Кёнсу устало откидывается, опуская затылок на плечо альфы, и тяжело вздыхает, невольно делая следом глубокий вдох. Чанёль пахнет табаком, потом и своим природным, кожным запахом. Тем самым, который ощущается острее и глубже всех остальных, он чувствуется иначе, как запах красного перца или ядреной горчицы, стоит вдохнуть и он сносит все на своем пути, перебивая другие ароматы, бьет как таран, мощным напором проникает в мозг, в вены, отпечатывается в каждой клеточке, захватывает территорию. И это ошеломительно приятно. Кёнсу бы растворился здесь, прижимаясь спиной к спине, ощущая ветер родных прерий на коже, и чтоб никого на мили вокруг. Он расслабляется и бессознательно наваливается на альфу, безоговорочно доверяясь ему, закрывает глаза. Он мечтал об этом, должно быть, каждую ночь, из года в год. Когда суматоха дня снимала свои защитные доспехи и оставляла один на один с мыслями и чувствами, когда больше не за чем было спрятать. Кёнсу мучился от самой настоящей физической боли во всем теле от тоски по своему альфе. Он понимает, Чанёль страдал, оплакивая омегу. Но едва ли Кёнсу было проще. Знать, что твоя пара может быть рядом, стоит только наплевать на всё и всех и кинуться к нему, но не сметь позволить себе эту желанную слабость.
“Я скучал по тебе”
Неистово.
Силуэт Лэя появляется как мираж. Кёнсу его видит и, уверен, Пак тоже. Минута-другая, и их разъединят. Кёнсу бы многое отдал, лишь бы отсрочить этот момент.
- Я понял.
Прокурор вздрагивает от тихого голоса у себя над ухом.
- Понял?
- Да, понял. Пусть будет, как ты решил.
- Что?
- Ты - прокурор До Кёнсу. Бета. 19 лет. Живой и почти здоровый. А мой Дио… - шериф печально улыбается, глядя на острые носы своих пыльных ботинок. - Мой хороший мальчик. Омега. 11 лет. Он умер. Однажды я с этим справился. Смогу и еще раз.
- Чанёль, не на…
- Шериф Пак. Для тебя я - шериф Пак. Запомни это и… - альфа делает глубокий вдох и шумно выдыхает, - и продолжай то, что начал. Только старайся изо всех сил и обязательно добейся успеха. Иначе я тебя не прощу.
- Ча…
- Ты не догнал?! Никаких имен! Не желаю иметь с тобой ничего общего! Нас ничего не связывает, только работа! На этом все! Уяснил?
“Врешь”
- Уяснил.
Кёнсу благодарен брату за то, что тот не задает глупых вопросов, не сыплет шутками, посмеиваясь над таким глупым провалом, не ругается, не читает нотаций. Лэй задает лишь один вопрос:
- Кого-то еще ранили?
- Только меня, - раздосадовано бубнит омега, потирая освобожденные от веревок руки.
- Пахнет кровью.
Разноцветные камни-бусины, сталкиваясь, звенят, когда индеец опускается на колено и прижимает кончики пальцев к каплям крови, впитавшимся в истощенную солнцем землю. Шериф откидывает веревки подальше и подходит к Лэю, принимая зеркальную позу и рассматривая пятна цвета дорогого вина.
- Таорисы иногда крадут парней-омег, хотя в моем городе впервые. Кем бы ни был их пленник, он определенно серьезно ранен. Судя по контурам тела, это не ребенок и не подросток. Но среди наших омег взрослых нет. Только… - Пак бросает быстрый взгляд на Кёнсу, тут же отворачивается и сталкивается глазами с Лэем. Индеец почти беззвучно говорит:
- Сехун, - и, сжав кулаки, встает. Шериф трет виски:
- Черрррт…
Кёнсу кидается к брату, устремившемуся к лошади.
- Лэ-э-эй! Лэй, погоди, ты уверен?
- Абсолютно, - индеец запрыгивает на спину скакуна и щурится в сторону холмов, где бандитов уже и след простыл. - Я чувствую его запах.
- Лэй, их человек двадцать. Целое вооруженное племя. А нас трое.
- Я пойду один, - Лэй поднимает глаза на шерифа. - Если ты такой, как о тебе говорят, то пришлешь мне подмогу. Я пойду по следу и буду оставлять знаки, чтобы ты смог меня найти.
Пак кивает, мысленно прикидывая, сколько времени займет вернуться в город, набрать людей и нагнать их.
- Племя большое, это их сдерживает, они не смогут далеко уйти.
- Если только не разделятся, - Лэй разворачивает лошадь на восток, - в этом случае я все равно отправлюсь за Сехуном.
Шериф снова кивает - он поступил бы так же.
- Я пойду с тобой, - тоном, не терпящим возражений, заявляет Кёнсу. Пак хватает его за плечо, не позволяя ступить и шагу, и тянет к себе:
- Далеко собрался, дорогуша?
Прокурор морщится от боли:
- Пусти!
- Тебе надо обработать рану. А мне нужна лошадь, чтобы добраться до города.
- Шериф прав, - Лэй смотрит на брата внимательным взглядом и на языке их племени добавляет:
- Слушайся его, Дио. Доверяй ему.
- Лэй!..
Кёнсу не успевает понять, как его заставляют забраться в седло. Шериф пристраивается сзади, второй раз за день приказывает:
- Погнали! - и пускает коня галопом.
Видя, как из-за горизонта вырастает город, Кёнсу думает лишь о том, что такое у них уже было. Чужое тепло за спиной, мелкие разряды тока, простреливающие кожу, и альфа, утыкающийся носом ему в ключичную ямочку.
- Шериф Пак…
- Всего минуту, прокурор До.
Кёнсу, как в ночь их первой встречи, сжимает пальчиками гриву лошади, когда ощущает, как его обнимают и вдыхают запах. Черты города расплываются перед глазами.
- Я пахну? - ему бы хотелось.
- Нет, - “к сожалению”.
Шериф убирает руки от омеги и по возможности отодвигается. Кёнсу жмурится и мысленно приказывает себе:
“Проснись”
Но не просыпается.
Кёнсу уверен, что в городе уже должна быть суматоха, что отец Сехуна поднял на ноги маршалов со всего штата и ближайших округов. Но, когда они прибывают в участок, им сообщают, что господин О ни с каким заявлением не приходил, ни о похищении сына, ни о чем-либо другом.
- Может, он решил обратиться сразу к судье? - Кёнсу трет плечо и вопросительно смотрит на шерифа.
- Разберемся. Снимай рубашку, обработаем рану.
- Я сам. Надо отправить кого-нибудь в отель, все разузнать.
- Уже отправил. Снимай рубашку, говорю, - Чанёль достает из шкафчика какие-то склянки, иголку с ниткой, ватные тампоны. У Кёнсу глаза на лоб лезут:
- Вы ШТОПАТЬ меня собрались?!
- Нет, блин, подую на ранку и прочитаю детский стишок, чтоб не болело и быстрее заживало, - ворчит Пак, тщательно намыливая руки. - Это ножевое, прокурор. От пары стежков хуже не будет.
- Я сам могу, - Кёнсу пятится к двери, - честное слово. Мой отец - врач, я умею.
- У меня нет времени с тобой пререкаться, - шериф вытирает ладони полотенцем и кивает на стул. - Садись. Через полчаса мне выводить парней в погоню.
- Я с вами!
- Незашитым?! Ни за что!
- Я быстро! 15 минут!
Прокурор выскакивает из участка, игнорируя свирепый бас, обжигающий уши, и добирается до дома в рекордно короткие сроки. Он хвалит себя за то, что позаботился о создании запасов на случай внезапной погони: сменная одежда, сухой паек, настойка, все самое необходимое. Нужно только набрать воды в дорогу, переодеться, обработать рану и можно выдвигаться.
Становясь перед зеркалом с изогнутой иглой в руке, прокурор радуется, что рана не такая серьезная, как показалось сначала. Ему не нужно обезболивающее, чтобы прижечь ее и зашить. Кёнсу привык к боли.
Закончив с последним стежком, парень встречается взглядом со своим отражением и раздраженно хмыкает. Ну да, ну да, шериф не хочет себе домашнего омежку, конечно. Но, если уж честно, такого омегу он себе тоже не захочет.
Кёнсу ненавидит это делать и все равно медленно разворачивается, становясь к зеркалу спиной, и, глядя через плечо, с отвращением осматривает себя. Врач До много лет потратил, чтобы его приемный сын испытывал от ожогов как можно меньше боли, и ему это удалось. Но большего даже он сделать бы не смог.
Они уродливые. Его шрамы. Сплошным полотном. Через всю спину. Ни одного чистого сантиметра кожи. Отвратительно. Кёнсу брезгливо морщится - он так и не привык - отворачивается и накидывает рубашку. Безусловно, глупо, но ему нестерпима даже мысль о том, что Чанёль мог бы увидеть его т а к и м.
- Прокурор До! - Кёнсу вздрагивает, когда дверь внезапно отворяется и проем заполняет собой шериф. - 15 минут прошло.
- Вас не учили стучаться?
- Я предпочту, чтобы ты остался в городе.
Кёнсу иронично фыркает и накидывает дорожный пиджак:
- Вы ведь понимаете, что я отправлюсь за вами, даже если вы мне запретите? - повязывает платок на шею. - Даже если прикуете наручниками, - надевает шляпу. - Или запрете в камере. Все равно выберусь и пойду по следу.
- Я в курсе, - шериф, ухмыльнувшись, заразительно зевает, - и только поэтому ты идешь с нами.
- Вам бы поспать, - прокурор берет сумку и выходит за Паком.
- А дружка твоего кто спасать будет?
- Что сказали в отеле?
- Что господин О с сыном утром отбыли и всем были очень довольны. Никто ничего необычного не заметил. Только горничная проболталась, что Се выглядел не так, как обычно.
- Не так? - Кёнсу позволяет шерифу помочь ему закрепить у седла поклажу и фляги с водой. - Что значит, не так?
- Ей показалось, он плакал.
- Се?! Плакал?! Это нонсенс. А что сказали на вокзале?
- Ничего. Поезд отправлялся задолго до рассвета. Для семьи О забронирован VIP-вагон целиком. Никто не знает, были ли они вместе или только отец. В любом случае, никаких жалоб не поступало.
Кёнсу аккуратно пришпоривает коня, направляя его за лошадью шерифа:
- Это странно, - он трет подбородок, пытаясь сложить пазл. - Может, Лэй ошибся?
Пак мотает головой:
- Сомневаюсь, что он мог спутать запах своей пары. Скорее уж господин О еще не в курсе, что с сыном что-то случилось.
- Как такое возможно?
- Я слышал, как Сехун, говорил, будто отец дал добро на их свадьбу. Возможно, О отбыл из города, позволив Сехуну остаться здесь с Лэем. Сын отправился его провожать. Это грустно и трогательно. Поэтому он и плакал. А поймали его уже, когда он возвращался с вокзала. И знаешь, что это значит?
- Что?
- Надо найти его до того, как господин О об этом узнает. Иначе…
- Иначе?
- Спорим О раздует такой скандал, что мало не покажется? Он добьется, чтобы меня выперли с должности шерифа.
Кёнсу нервно сглатывает.
- Но это мелочи. Прежде всего… у меня большие сомнения, что Сехун все еще жив.
>>> Набор модераторов <<<
|
| |
| |
|
Forum EXO
