| Лис | Дата: Вт, 28.07.2015, 19:17 | Сообщение # 2 |
|
Replay
загрузка наград ...
Модератор
Сообщений: 5268
Offline
| В долине меж гор, будто в чаше, расположилось селение. Счастливые селяне жили в достатке и спокойствии. Мягкую зиму скоро сменяла звонкая весна, следом за ней расцветало теплое буйное лето, а оно плавно переходило в плодоносящую осень. И не было никаких забот и тревог, пока не стала удлиняться и суроветь Зима. Тогда и началось бедствие. Несколько лет подряд поля вымерзали, скоту не хватало корма, и непривычные к холоду люди страдали. Пришлось перестраивать жилища, заготавливать пищу впрок и учиться сохранять тепло. Люди с трудом, но приспособились, однако стужа продолжала наступать, и поддавшиеся страху начали шептать друг другу о неминуемой гибели, заражая тревогой и смелых.
В одну лютую зиму природа разбушевалась так, что от холода лопалась слюда на окнах, трескались ступени на крыльце, а вход иной раз наглухо заваливало снегом. Люди сидели по домам, греясь у печей, и выходили наружу лишь в крайнем случае. Зима все длилась, припасы еды кончались, и пришлось мужчинам выйти на охоту, несмотря на ужасный мороз. Смазав лица жиром, одев самую теплую одежду, они ушли из домов в надежде подстрелить зайца или кого крупнее, если повезет.
Почти все вернулись с пустыми руками. Дичи были мало, и ее решили делить на общем собрании, чтобы каждой семье досталось хоть немного. Но перед тем хотели дождаться возвращения сына старейшины, который пока не объявился. Ждали его долго и уже начали беспокоиться, как он вернулся, изрядно напуганный. Больших трудов стоило успокоить его и расспросить. Он поведал о том, как встретил на пути своем исполинского снежного барса. Этот зверь был размером с лошадь, передвигался тихо, как ласка, а глаза его горели мертвенным голубым светом. Мужчине поверили, а его рассказ встревожил всех. Старейшина повелел передать в каждый дом, что тропы стали опасны и не след ходить в одиночку.
Однако же нужно было как-то выживать, и следующим днем мужчины вновь отправились на охоту, для надежности разбившись по парам и условившись подавать друг другу знаки. Был среди них юноша Цзытао. Он отправился в лес вместе со своим отцом, постоянно был рядом с ним, и все же в какой-то момент с удивлением обнаружил, что оказался один. Неподалеку раздавались щелчки и трели – сигналы, которыми обменивались охотники. Цзытао пошел на звук, но внезапно взметнувшаяся плотная снежная стена отрезала его, не давая возможности продвинуться дальше. Тогда он попробовал пойти в другую сторону и также потерпел неудачу. Он смекнул, что колдовская сила намеренно отгораживает его от людей, и ему оставалось только подчиниться. Юноша был неробкого десятка и смело зашагал вглубь леса, прочь от сородичей, ища встречи с неведомым.
Так шел он долго, короткий день гас, уступая место густым сумеркам, словно выползающим из-под земли. Юноша замерз, а согревающего вина во фляге почти не осталось. Трескучий мороз постепенно вытягивал последнее тепло. Цзытао начал понимать, что, если не вернется сейчас же, окоченеет, как маленькая птичка. Он даже подумал бы, что ушел напрасно, и не стоило покидать ближайшие окрестности деревни, но чутье твердило иное. На снегу не было видно ни человеческих следов, ни отпечатков лап, однако Цзытао явственно ощутил чужое присутствие, тяжелое и властное, как сознание горы, острое, как тонкая ледяная кромка, и обволакивающе, словно местечко меж еловых лап, укутанных белоснежным одеялом.
- Кто ты? Выходи! – бесстрашно выкликнул юноша, вздергивая подбородок.
Ответом ему служила внемлющая тишина. Казалось, будто каждое дерево, каждый камень прислушиваются. Цзытао обернулся кругом, но никого не увидел. Чужое молчание отчего-то показалось ему угрюмым и осторожным. Сообразив, он по наитию отбросил лук и стрелы прочь.
- Смотри, я безоружен! Я пришел с миром по собственной воле. Кто ты? Явись ко мне!
Юноша раскинул пустые руки, но никто не явился на его зов. Та же тишина, будто обладающая собственным сознанием, обтекла его со всех сторон. Цзытао медленно повернулся и замер, встретившись лицом к лицу с гигантским снежным барсом. От ирбиса его отделяли лишь несколько шагов. Густая пепельная шкура искрилась как снег в лунном свете, а голубые глаза источали мягкое рассеянное сияние. Зверь неотрывно смотрел на юношу, а Цзытао не мог отвести от него взгляда. Чем дольше юноша смотрел на ирбиса, тем больше ему казалось, что он понимает суть Зверя, и тот его не пугал.
Внезапно вокруг ног юноши завертелась поземка, складываясь в пляшущих человечков, и тот понял, что этот снежный танец – подарок ему и знак внимания от Барса. Цзытао наблюдал до тех пор, пока последний человечек не осыпался мелкой пудрой к подошвам его сапог. Тогда он сделал несколько размеренных шагов, приближаясь к Зверю, снял варежку и осторожно протянул руку прямо к крутому лбу. Ладонь обожгло ледяным холодом, но вместе с тем было и прекрасное в этом прикосновении. Барс не двигался, не дышал и не моргал. Он все также пристально наблюдал за юношей, а тот восхищенно гладил его переносицу, пока не отмерзла рука.
- Вовсе ты не страшный, - сказал Цзытао и подул на пальцы, согревая их дыханием.
Заходящее солнце отразилось в голубых глазах, преломилось, протекло по радужке, и в тот же миг в грудь Цзытао ударила мощная сила, валя с ног. Юноша задохнулся, глотая вместо воздуха взметнувшийся снег, и в ужасе прикрыл лицо ладонью, пытаясь спастись. Колкие мелкие снежинки до крови царапали лицо и руки, и Цзытао хотел закричать «хватит!», но не мог. Все прекратилось так же внезапно, как и началось. Юноша с трудом встал на колени и низко поклонился, признавая власть Зверя. Голубое свечение вновь стало спокойным, и ничто не указывало на недавнее неистовство, посему Цзытао заговорил:
- Я убедился в твоей силе, она воистину страшна. Но также ты милосерден, и потому простишь меня за мои слова, как простил за прошлые. А если же нет – остаться мне здесь ледяной глыбой до весны. Скажи, это из-за тебя на наше селение обрушилась суровая зима?
Барс долго глядел на юношу, не мигая, а потом медленно и тягуче наклонил голову, будто бы соглашаясь.
- Ты губишь нас. Иди в горы – там некого заморозить, там будет тебе раздолье. Оставь нас, уходи. Мы умрем, если ты будешь рядом.
Голос юноши звучал звонко и твердо, а сам он глядел прямо и смело и готов был принять свою участь, если Ирбис разгневается.
Тяжелые чувства упали между ними после произнесенных слов. Казалось, все разом помрачнело, и воздух стал потрескивать. Где-то в лесной глуши каркнул ворон, разгоняя устоявшуюся внимающую тишину, взвилась метель, ослепляя Цзытао, а когда она стихла, Барса на месте уже не было.
К утру юноша по собственным следам вернулся в селение. Зависшая высоко-высоко луна хорошо освещала ему путь своим бесстрастным белым светом, и он не сбился с пути. Дома его ждали перепуганные сестры, плачущая мать и убитый горем отец. В семье решили, что он заблудился и замерз насмерть. Искать его не представлялось возможным: по словам отца, ночь была безлунная, а факелы гасли при полном безветрии, будто их накрывало невидимым колпаком. Цзытао не рассказал о встрече с Ирбисом: он почувствовал ужасную сонливость, ему ни до чего не было дела, и старшие сестры отчаянно старались, растирая ему тело, чтобы вернуть живительное тепло.
После этого случая Зима начала отступать. Ирбиса с тех пор никто не видел. Метели прекратились, становилось все теплее, и можно уже было выходить из домов, не опасаясь сразу же обморозить лицо. Благодатная весна вкатилась во дворы, размывая потоками талого снега нахоженные дорожки. Солнце грело все сильнее, осушая землю, и день начал понемногу отвоевывать время у ночи. По естественному порядку за весной примчалось лето, оно влетело в окна, от корней наполнило жизнью каждое растение и устойчивым пульсирующим теплом поселилось в животных.
Цзытао, как и все, работал, охотился и радовался наступившему лету. Однако воспоминание занозой засело в его душе, и хотя он уже не мог точно сказать, была ли встреча с Барсом, или же ему привиделось, смутное беспокойство не оставляло его ни на день. Что-то в собственных чувствах тоненьким голоском пыталось докричаться, но каждый раз оставалось недопонятым.
Близилась осень, а лето и не думало укрощать свое буйство. Казалось, зима не наступит никогда. Селяне радовались, а Цзытао мрачнел, раз за разом припоминая свои впечатления. И вот однажды он понял, что не дает ему покоя: собственный поступок. Барс пытался завести дружбу, а он его оттолкнул, обидел. Чувствуя за собой вину, юноша собрал теплые вещи, заготовил съестные припасы и, объяснившись с матерью и отцом, покинул деревню.
Путь его лежал в горы. Несколько дней шел он, и чем дальше уходил, чем выше поднимался, тем холоднее становилось. Он вещь за вещью одевался по мере похолодания, и пока питался тем, что мог добыть на охоте, но дичи становилось все меньше. Местность становилась каменистой, и трудно было отыскать хворост на костер, чтобы обогреться.
Чутье вело Цзытао в верном направлении. Он безошибочно угадывал присутствие Ирбиса во внимающей потусторонней тишине. Юноша знал, что Зверь наблюдает за ним, испытывает его, и ему нечего было показать, кроме непреклонности намерений.
Отчаянное упорство вело его к гибели: уже нечем было обогреться, из виду пропали все животные и растения, осталась лишь заснеженная пустота, словно затерявшаяся в безвременье. Полное безветрие, отсутствие малейшего звука угнетали и вселяли неуверенность. Но смелый юноша шел вперед.
Вдруг Цзытао почувствовал, что снежный Зверь совсем близко. Юноша криком позвал Барса. Собственный голос показался ему слабым, он ощутил себя крохотным в огромном искрящемся преломленным светом пространстве.
Ответа не было. Но перед ним поскакала, запрыгала поземка, поднялась выше и сложилась в фигуру исполинского барса. Цзытао медленно подошел к Ирбису, проверяя его поведение, мысленно спрашивая: а можно ли дальше? Шкура Зверя источала сияние, а внутри голубой радужки глаз бегали золотые блики-змейки. Цзытао, как и в прошлый раз, попробовал притронуться к нему. Взметнулся сильный вихрь, закручиваясь вокруг юноши, отталкивая его от Зверя, но Цзытао обхватил руками могучую шею, зарылся ладонями в мех и прижался лицом, не давая острым снежинкам ранить легкие. Кожу лица жгло морозом, руки промерзали даже сквозь варежки, но он крепко держался, не давая смертоносному ветру проникнуть между ними. Когда он стал ослабевать так, что руки начали сами соскальзывать со шкуры, а сердце, казалось, застывая, замедлило свое биение, вьюга прекратилась, и Цзытао рухнул у лап в наметенный мягкий сугроб. Он истратил много сил, и умерщвляющая сонливость упала на него, сковывая по ногам и рукам. Юноша больше не мог двигаться и просто замерзал насмерть, осознавая конец, но не чувствуя даже страха. Глубокая тьма поглотила его.
Однако холод и сон не вытянули из него жизнь. Наутро юноша проснулся под боком у Барса, утопая в его густой шкуре. Мех не грел, но и не холодил - он помогал сохранять собственное тепло человека. Благодарный юноша погладил мохнатый бок, сел, приваливаясь к нему, и позавтракал оставшейся снедью. Барс предложенную пищу не взял. Цзытао полагал, что снежный Зверь и вовсе не ест.
Подкрепив силы, Цзытао сел напротив морды ирбиса и заговорил.
- Прости, я обидел тебя в прошлый раз. Я не стал узнавать, что тебе нужно, и сразу прогнал. Чего же ты хотел?
В ответ – молчание и концентрированное внимание. Полная неподвижность огромного тела, и только по радужке перекатывались золотистые змейки. Цзытао попробовал понять тишину. В разреженной атмосфере повис направленный интерес. Не только глаза Ирбиса наблюдали за ним. Казалось, все его царство от мельчайшей ледяной крупинки до струящегося света звезд смотрят на него, изучают, чего-то ждут.
- Меня зовут Цзытао, - представился юноша. – А каково твое имя?
Барс не издал ни звука и не шелохнулся, но выражение его глаз стало осмысленнее. Цзытао много говорил с ним, пританцовывая и активно жестикулируя, чтобы не переохладиться. Он рассказывал о себе и семье, о том, как трудно им, когда приходит Зима, и почему сын старейшины испугался Ирбиса. Слова журчаще срывались с языка, как капель с тающих сосулек, но тут же вмерзали в горный воздух невидимыми бусинами. Казалось, Барс собирает каждое его слово, как в сокровищницу.
Цзытао говорил долго, часто смеялся, много улыбался, и казалось, даже снег стал мягче, а свет теплее. А когда язык начал заплетаться, он закончил такими словами:
- Ну вот, я развлек тебя, но на этом все. У меня больше нет еды и питья, я не могу развести костер и скоро умру. Я так и не понял, чего тебе было нужно и почему ты искал моей дружбы. Уж прости.
Тогда Ирбис поднялся, отряхнулся, разбрызгивая со шкуры алмазную крошку, и подтолкнул человека головой. Повинуясь ему, Цзытао встал, а когда Зверь присел на все четыре лапы, сообразил, что от него требуется, и забрался на широкую сильную спину. Юноша ухватился за загривок, распластался, и Барс прянул с места так, что уши заложило. Горы и небо смазались в одно пятно, расчерченное тонкими полосами, как от падающих звезд, миг – и юноша очутился на границе с родным селением. Зверь стряхнул его со спины и исчез. Цзытао даже не успел поблагодарить.
Юноша вернулся в свой дом, встретился с родными и с изумлением узнал, что прошло больше двух лет вместо пары недель. Семья Цзытао обрадовалась его возвращению – никто уж и не надеялся его увидеть. Все думали, что он останется дома навсегда и больше никуда не уйдет. Но, видно, Зима выстудила его сердце, и даже жаркое лето не смогло растопить воспоминания об алмазном блеске бескрайнего простора и высоком внемлющем небе. Цзытао думал об Ирбисе. Этот Зверь не был полностью диким, но и в мире еще не освоился. Разбуженное сознание, одинокое и всем чуждое, которое прогнали, едва оно захотело приблизиться к людям, – так понимал его Цзытао, и ему становилось жаль очнувшуюся от спячки душу.
С наступлением зимы, когда царство Барса приблизилось к человеческому, Цзытао, повинуясь сердцу, простился с родными и отправился в путь.
Ирбис встречал его. Юношу сопровождали красивые метели, в которых танцевали снежные фигуры. День сходил на нет, и почти полные сутки занимала ночь. Под высоко натянутым черным полотном неба провисла мерцающая сеть, освещая дорогу.
Цзытао ускорил шаг, а потом и вовсе побежал, когда увидел Ирбиса. Он прижался лбом к жесткой шерсти на носу зверя и забормотал приветственные слова. Юноша трепал его по холке, мял уши и заглядывал на самое дно невозможно голубых диких глаз, но Барс оставался неподвижным, безмолвным, застывшим, как наросшая снежная шапка в ожидании схода лавины. Тогда юноша стал просто разговаривать с ним, рассказывая о людских делах. Расфокусированный взгляд Зверя начал приобретать осмысленность, каковая была после прошлого разговора. Стихийное существо осознанно внимало каждому слову, все понимало, и Цзытао буквально видел, как знания о человеческом нраве укладываются в огромной голове.
- И все же, как тебя зовут? – вконец утомившись, спросил юноша.
Барс уложил голову на лапы и впервые сморгнул. Цзытао запоздало понял, что у этого существа еще нет имени, - это просто блуждающая сила, которая без повторения забывает все, что узнала.
- Я буду звать тебя Ифанем, - нарек Цзытао ирбиса, и тот ткнулся носом ему в бедро, как одомашненная собака.
Сонный юноша забрался под бок барсу, свернулся калачиком, укрылся хвостом и заснул. А проснулся, разбуженный первым утренним лучом, в объятиях человека. Удивленный Цзытао поднялся на колени и оглядел лежащего мужчину. Это был хорошо сложенный человек, практически обнаженный, прикрытый лишь накинутой на плечи шкурой барса. Его кипельно-белые длинные волосы разметались по снегу и искрились в утреннем солнце, кожа была бледной и неестественно ровной, а яркие глаза горели неукрощенной дикостью.
- Ифань, - позвал юноша, и обращенные к нему голубые глаза стали чуточку человечнее.
Цзытао стянул варежку и дотронулся до открытой груди. Тело мужчины было так же холодно, как снег. Юноша взял его руку и прижал пальцы к запястью, но, видно, не было сердца у Ирбиса, потому что ничто не пульсировало и не билось. Цзытао вздохнул, и Ифань зачарованно проследил за вырывающимся облачком пара.
- Пожалуй, нужно поведать тебе, каковы тело и душа человека, - рассудил Цзытао и принялся за рассказ.
Слушая, Ифань весь день неподвижно лежал на боку, опершись на локоть, и даже в человеческом обличии сильно напоминал отдыхающего зверя. Цзытао не мерз: хотя Ирбис не мог сотворить тепло, он хорошо удерживал то, которое отдавал юноша. Цзытао прыгал и бегал, разогреваясь, а потом нырял в объятия, и сидел так, как в тепловом коконе. Так же он и ночевал. Целыми днями юноша разговаривал с Ифанем, подмечая, как меняется выражение его лица, которое из словно высеченного в камне становилось более подвижным и мягким, будто подтаявшим. Так продолжалось, пока не кончились еда и вода. Цзытао пришлось оставить Ирбиса. Ифань порывался пойти за ним, но юноша наказал ему остаться, зная, что колдовская вьюга вспугнет все живое и рассыплет в прах растения. Голубоглазый мужчина долго не понимал запрета, а когда осознал, замкнулся в былой неподвижности. Цзытао стоило больших трудом объяснить, что это временно, и он вернется. Зверь отпустил его, но юноша чувствовал, что остался непонятым, что слишком многое неясно Барсу в Человеке.
Поохотившись и возобновив запасы воды, на седьмой день вечером Цзытао вернулся к Ифаню. Тот сидел в той же позе, в какой его оставили, а в его безжизненных глазах догорало отражение заходящего солнца.
- Ифань, - позвал юноша, но отклика не последовало, - Ифань!
Мужчина не сразу обратил на него внимание, будто не связав имя с собой. У Цзытао сжалось сердце.
- Неужели же ты всегда будешь дичать, стоит мне уйти? – в отчаянии выкрикнул юноша и взял лицо мужчины в ладони, направляя его взгляд на себя. – Поднимись из земли, выйди из тени, спустись с неба. Сейчас ты рассеян и развеян, так сконцентрируйся в теле! Ты не привык к границам, но в человеческом мире они есть.
Ифань слушал его и медленно моргал, словно с каждым разом обновляя картину перед собой. Понимание билось в его взгляде, но оно было первобытное, неокультуренное.
Цзытао пытался сообразить, как научить его быть человеком, чего ему не хватает. Внезапное озарение подарило ему улыбку.
- Дыши, - приказал Цзытао. – Ты не впускаешь наш мир в себя. Смотри, я дышу, - Цзытао выпустил изо рта облачко пара, - а ты нет. Я замерзаю до самых внутренностей, потому что впускаю в себя холод. А ты не можешь нагреть даже кожу. Дыши, впусти.
Ифань, подражая Цзытао, приоткрыл рот. Но это была лишь имитация, он не понимал, как это, что это, для чего. В голубых глазах забегало почти человеческое беспокойство из-за неизвестного.
- Я научу, - твердо решился Цзытао.
Он приблизил губы ко рту Ирбиса, соприкоснулся с ним, обмораживаясь, и насильно вдохнул воздух в чужое тело. Цзытао дышал, пока не почувствовал, что новый его вдох стал чужим выдохом, а холодные губы потеплели. Юноша отстранился, и увидел, как впечатлен и заворожен собственным дыханием Ирбис. Мужчина дышал со священным трепетом, с каким иные люди пишут картину или танцуют. Цзытао понял, что подарил ему неизведанное чудо.
- Тебе еще многое предстоит, - сказал юноша, наблюдая, как Ифань с зачарованным интересом дышит на подставленные ладони, - научиться смеяться и плакать, есть и пить, испытывать чувства, любить…
Ифань бросил на него косой взгляд, и Цзытао осекся, поняв, что кое-чему Ирбис научился самостоятельно, без подталкивающей помощи.
- А ты научишь меня тому, чего не умею я, - произнес Цзытао, снимая варежки и забирая в ладони руки Ифаня, еще холодные, но уже с прочитывающимся пульсом.
Ифань кивнул: не по-человечески медленно и не отрывая взгляда.
- Но сперва я должен окончательно попрощаться с семьей, - заявил юноша, поднимая Ирбиса на ноги, - ты пойдешь со мной?
Осторожный кивок, уже более короткий, послужил ответом. Цзытао хотел было сделать первый шаг, но Ифань крепко обхватил его за плечи, не давая сдвинуться с места, и тут же знакомый мир растворился, проваливаясь в вязкую черноту. Юноша не успел испугаться, как чувства исчезли, словно их никогда и не существовало. Он увидел все глазами Барса, совсем другое и неописуемое. А в следующий момент он вернулся обратно в человеческий мир, но не на снежную вершину, а в свое селение. Увиденное поразило его: на месте домов догнивали бревна, некогда большая наезженная дорога еле угадывалась, а вдалеке виднелись высокие каменные постройки. Он решил было, что пребывает во сне, но после с трудом осознал, что минуло много лет, и ни семьи его, ни дома не осталось.
Ифань стоял рядом, и от стоп его начинала нарастать изморозь. Цзытао посмотрел на него, и тот, будто спохватившись, начал дышать. Барс заглатывал весенний теплый воздух и возвращал морозный выдох. Цзытао дотронулся до его шеи и уловил разливающееся тепло.
- Я хочу поговорить с людьми, прежде чем мы уйдем, - сказал юноша и двинулся к строениям. Ирбис скользил за ним, оставляя после себя иней. Растаявшие под солнцем на его шкуре снежинки поблескивали мелкими капельками.
Цзытао нашел таверну и поговорил с хозяином. За время его отсутствия язык изменился, но понять друг друга все же можно было. Юноша узнал, что уже давным-давно никто не живет в деревянных домах, а о роде его и слыхом не слыхивали. Ему больше нечего было делать в селении. Напоследок Цзытао выпросил себе и Ифаню по фляге вина, которое осталось таким же хорошим, как и прежде. А заплатил он трактирщику своей историей.
|
| |
| |
Forum EXO
