Сухо ненавидит себя, не принимает, считает, что лидерство это не для него.

У него нет никаких выдающихся навыков. Он не танцует, как Лэй, Кай или Сехун, не поет, как Чен, Бэкхён, Дио или Сюмин, не читает реп, как Чанёль, Крис, Тао или Лухан. У него нет ничего, что выделяло бы его среди мемберов, тем не менее, он лидер.

Лидер, который дал уйти трем участникам. Лидер, у которого неполноценная чайна-лайн. Лидер, которые только и может, что делать забавные рожицы, потому что ни на что он больше, по его мнению, не годен.

Он не наделен актерским мастерством, от фотомодели у него едва ли внешность и Ким действительно не понимает, как ему посчастливилось стать лидером настолько популярного бой-бэнда.

С уходом Тао лучше не стало никак.

Настроение ухудшилось, кофеина в крови стало куда больше, а мешки под глазами уже тяжело было скрыть тоналкой.

Смех практически натянутый и фальшивый, у него почти что нет сил выражать хоть какие-то чувства.

Мамочка, хах?

Какая-то неудачная мамочка, от которой ушел муж и двое детей.

А никто ведь даже не поддерживает, хоть времена и тяжелые сейчас, как для мемберов, так и для фанатов.

Сухо считал Сюмина своим другом, не стыдясь фансервиса и наивно полагая, что он их сблизит.

Но это не так.

Сюмину интереснее наедине или с Ченом.

Сухо чувствует себя брошенкой. Ему хочется разрыдаться, как он делал это на премиях или концертах.

Но никто не утешит его, потому что все те объятия, утешительные слова – это все на сцену, для фанатов, чтобы они думали, что, на самом деле, ЕХО семья.

Никакая это не семья. Сборище коллег, которым плевать друг на друга и лишь единицы из которых кем-то дорожат. Как правило, кем-то одним. И в число этого «одного» Сухо не входит. Как лидер, как мамочка, он должен оставаться сильным и всегда подставить свое плечо для хнычущего сыночка, но никто из мемберов никогда не нуждался в его поддержке.

Они ведь даже не друзья, как думают фанаты. Никто, даже Сехун, не плачет здесь из-за ухода Тао, потому что «что и ожидалось от китайца» - выдыхают все одновременно, расслабленно откидываясь на диване в гостиной.

И только Чунмён чувствует, как его раздирает вина. Вина перед фанатами. Он не смог удержать еще одного сыночка и теперь в их группе только один китаец.

Который очень чутко реагирует на резкие комментарии по поводу китайцев. Мемберы ведь совсем не заботятся о чувствах друг друга и говорят то, что думают.

Лидеру кажется, что только они с Лэем способны скорбеть за кем-то и сочувствовать кому-то по-настоящему, а не для вида.

Лэй всегда вежливый, милый, аккуратный – настоящий добрый единорог, который не позволит оскорбить людей с ограниченными возможностями или чернокожих, или униженных даже за сценой.

Чунмён это ценит и в уме хвалит Исина, вспоминая, как тот его утешал после шоу, на котором лидер сказал, что они все очень скучают по Тао. Никто из группы не знал, что он уходит. Но предполагали.

И Сухо ведь на самом деле скучал, хотя и понимал, что Тао хочет уйти не только из-за многочисленных травм.

Незаметно для остальных смотрит на Бэкхёна с нескрываемым обвинением, который весело переговаривается с Чанёлем и не обращает на лидера никакого внимания.

Ему хочется рвать и метать от того, насколько он бесполезен и жалок.

Это подмечает агентство, давая ему меньше всего строчек в песне и в танце закидывая вообще на задний план. И фанаты, которые не знают, как его еще выделить, кроме как богатством.

Чунмён хочет плакать, но он лишь с пуленепробиваемым лицом позирует для камеры, совсем не замечая, как на него внимательно смотрит пара карих глаз и с сожалением складывает бровки домиком.

Потому что он единственный видит, как Сухо плохо.

Терпкий кофе ничуть не бодрит, но Чунмён привык и на автомате достает из холодильника энергетик, выпивая его залпом.

- Лидер, - обращается к нему тихий голос, что заставляет Сухо вздрогнуть и отложить недопитую банку с жидкостью.

- Исин, у нас еще три часа до съемок, иди, отдохни, - натягивая уже до невозможности фальшивую улыбку, произносит Чунмён, но на Лэя это не действует. Он подходит к Киму и обнимает его, кладя голову лидера себе на плечо.

- Тебе ведь плохо, Сухо-я? Ты можешь мне рассказать, - утешительно шепчет Исин, прижимая к себе Чунмёна, который даже сам не понимает, когда обхватывает талию китайца в ответ, утыкаюсь носом в ключицу.

- Я разберусь, спасибо, - произносит Сухо, отстраняясь. Чжан поджимает губы, но улыбается, треплет лидера по голове и уходит, оставляя последнего в полном недоумении.

А ведь он думал, что здесь никому нет до него дела.

День проходит долго и мучительно, но кажется, что это чувствует один лишь Сухо. Он не выспался, ему было холодно, да и кашлять начал. Но никто из мемберов этого не замечает. Разве что Исин, который отделывается лишь сочувственными кивками, а стоит ему только подойти – Чунмён уже на другом конце планеты.

И ведь неясно, чего он боится? Того, что покажет себя с той стороны, с которой ни в коем случае не должен показать лидер? Или того, что будет разбит хладнокровностью Лэя на второй же день?

В конце концов – они коллеги. Просто коллеги. Не семья, не друзья и даже не приятели.

Фанаты, шипперы – весь этот невинный народ наивно полагает, что мемберы крепко связаны, дорожат друг другом и станут за друга горой.

Но только внутри группы все прекрасно знают, что это не так.

Крик, который стоял в общежитии, казалось, слышала вся Южная Корея и немного Северной.

Все мемберы прибежали на источник звука, коим оказался Бэкхён на пороге ванной комнаты, и замерли, как вкопанные.

На кафельной плитке лежал, распластавшись, лидер с баночкой таблеток в руках, которые были хаотично раскиданы по всей комнате.

Все испытывали только одно – шок. Но Исин не разделял всеобщего ступора и бросился к лидеру прежде, чем кто-либо смог произнести хоть слово.

Он поднял Чунмёна на руки и, гневно (что ему совсем не свойственно) распихав мемберов, зашагал в сторону своей комнаты, предусмотрительно заперев дверь.

Положив Сухо на свою кровать, Лэй аккуратно убрал мешающие пряди и коснулся губами лба, проверяя температуру.

Жар.

Исин действительно волнуется, немного подрагивающими руками шаря в своей аптечке. Сухо переволновался. Ему было плохо, а никто даже глазом не моргнул. И Лэй чувствует себя виноватым, потому что отпустил тогда лидера. А должен был прижать, крепко, чтобы в ребрах захрустело. Но он отпустил.

И вот к чему это привело.

Сухо просыпается среди ночи. Ему до невозможности жарко, тело ломит, а во рту мини-Сахара.

- Сухо-я? Ты как? – спрашивает сонный голос Исина, что заставляет Чунмёна вздрогнуть и повернуться голову к источнику.

- Хорошо, - неубедительно отвечает лидер, тут же морщась от резкой головной боли. Лэй вздыхает и садится на краешек кровати, несмело накрывая своей ладонью подрагивающие пальцы Кима.

- Перестань мучать себя, Сухо-я. Расскажи мне.

И Сухо срывается. Сквозь слезы, сопли он рассказывает, что он о себе думает, чуть ли не срываясь на крик, но вовремя вспоминая, что они, вообще-то, не одни. Он неосознанно переплетает свои пальцы с пальцами Исина, крепко сжимает и комкает одеяло, всхлипывая и продолжая говорить.

Оба упускают тот момент, когда находятся в объятиях и прижимаются друг к другу, словно они одни в этом мире.

В каком-то смысле они правы.

Чунмён вскидывает голову, утирает слезы и пытается привести свое дыхание в норму, все еще цепляясь дрожащими пальчиками за рубашку Исина, который продолжает прижимать лидера к тебе, пока не чувствует, что дыхание Сухо уже размеренное и более-менее спокойное.

- Почему? – совсем тихо спрашивает Чунмён, отдаляясь.

- Потому что мы единственные, кто здесь хоть что-то чувствует, - улыбается в ответ Лэй и, подняв руку лидера, нежно целует вспотевшую ладошку, не отводя взгляда от опухших карих глаз, которые с удивлением смотрят на действия танцора.

- Позволишь мне быть слабым перед тобой? – неуверенно спрашивает Чунмён.

- У тебя нет другого выхода, Сухо-я.